Солоневич

После отказов Франции, Германии и Бельгии у Солоневичей оставалась только одна возможность для «проникновения» в Европу. Болгарский отдел РОВСа в лице Фосса усиленно зазывал их, обещая помощь в организации переезда, устройства на месте, издании газеты. Фосс надеялся, что «в обмен на помощь» Солоневичи дадут надёжные явки в СССР, сообщат о лицах, на которых можно будет опереться для проникновения в «стратегически важные» советские учреждения.

В начале ноября 1935 года Фосс, хорошо знавший ситуацию с Солоневичами, написал Скоблину:

«Думаю, что с визами для Ивана и других Солоневичей в Париж ничего не получится. Делу этому сильно „помогли“ „новопоколенцы“, которые в целях саморекламы раструбили об их приезде и дали возможность нашим врагам заблаговременно принять соответствующие меры».

Что ж, «№ 13» хорошо знал, что в данном случае капитан Фосс был полностью прав.

Глава четырнадцатая ПОДМЁТНЫЕ ПИСЬМА В ГЕСТАПО

Филиал РОВСа в Берлине и антикоммунистическая «Лига Обера» тоже хлопотали о визах для Солоневичей и тоже без просветов. «Насчёт визы в Германию мне было обещано содействие по всем линиям РОВСа, — с недоумением писал Борис Фоссу, — вплоть до использования авторитета фон Лампе[85]. И до сих пор ничего! Либо авторитета нет, либо — реального желания помочь». Германия особенно привлекала Бориса: ассоциация профессиональных борцов пригласила его на квалификационные испытания, чтобы включить в один «из кочующих по стране чемпионатов»[86].

Сложности с получением визы побудили Бориса обратиться с письмом о помощи к самому Альфреду Розенбергу, нацистскому эксперту по «восточным делам». Борис подробно изложил обстоятельства своей жизни в Советской России и побега из неё. Он высказал недоумение, что ему отказывают в праве на въезд в Германию, хотя он представил все необходимые документы.

«Несмотря на то что у меня есть приглашение, нансеновский паспорт и обратная виза в Финляндию, — писал Борис, — германское консульство в Гельсингфорсе без разъяснения причин отказало мне. После долгих ходатайств со стороны Нансеновского ведомства в середине мая с. г. поступил второй отказ, причём господин Брандт, секретарь консульства, сказал мне, что главными причинами являются материальные соображения».

Самые сильные аргументы Борис приберёг для концовки письма:

«Я думаю, что ведомства германского правительства, которые отказали мне в разрешении на въезд, не учли, очевидно, политической стороны Моего побега из СССР. Я бежал не для того, чтобы спасти жизнь, а для того, чтобы рассказать всему культурному миру о жизни в Советской стране. Мои статьи, а также моего брата печатаются в парижской эмигрантской прессе, „Морнинг-пост“, „Нойе Бернер Цайтунг“, „Хельсингин Саномат“ и других. Отдел иностранной печати при Министерстве иностранных дел ознакомился с нашими материалами. Он считает их достойными внимания. В настоящее время я заканчиваю книгу о преследовании скаутов в Советском Союзе и надеюсь в будущем стать полезным антибольшевистскому движению. Отказ в разрешении на въезд в Германию, которая является мировым центром по борьбе с коммунизмом, меня сильно удивил. Понимая, что низшие инстанции германского правительства могли не учесть вышеуказанных условий, я прошу Вас помочь мне в пересмотре этого вопроса»[87].

В Москве «пересмотра», разумеется, не хотели. Поэтому в конце августа того же года резидент НКВД в Риге после продолжительной проверки (нет ли «хвоста»?) бросил в почтовый ящик на окраинной улочке письмо следующего содержания: