– Нет. Она ночью проснулась и стала дежурного врача теребить, мол, позовите ей срочно следователя. Ну, доктор поначалу подумал, что она умом тронулась, а эта Дуня все повторяет: «Я вспомнила, я вспомнила». Вот меня к Вам и направили, как утро настало.
– Спасибо, ты можешь идти, я сейчас соберусь и приду.
Не заезжая в суд, следователь отправился на Семинарскую.
Дуня была в своей палате, и вид у нее был крайне взволнованный:
– Как хорошо, что Вы пришли. Я вспомнила!
– Что вспомнила? Вспомнила, кто тебя ударил?
– Нет, я его не видела. Но я другое вспомнила! Когда он ко мне подошел, звук был какой то странный, шуршание такое.
– Шуршание?
– Да, вроде как мышь в шкафе возится. Только там ведь не было никаких шкафов.
– Но ведь могла пробегать мышь?
– Могла, но ведь на улице мышам нечем шуршать. Они шуршат бумагой или чем еще, но не сами по себе. Где-то я слышала такое шуршание.
– Где? Можешь вспомнить?
– Нет, я вот все силюсь, силюсь, но у меня не получается. Помню только этот звук и запах.
– Ну, про запах ты уже говорила. Не вспомнила, чем пахло?
– Не знаю. Но я тоже уверена, что и запах я ранее чувствовала тоже.
– Может, духами какими? Может, потом несло?
– Нет, духами вроде не так пахнет, запах такой приятный и необычный.
– А ты раньше этот запах где-то ощущала?
Как ни старался Иван Васильевич, как ни перебирал возможные ассоциации, пострадавшая больше ничего не вспомнила.
– Не могу вспомнить, Вы уж простите меня, дурочку, и зря я Вас, наверное, из-за такой ерунды позвала, – огорченно произнесла Дуня.
– Нет, не зря, ты молодец, что меня позвала.
– Дуня, может, ты все же расскажешь, зачем заходила тогда на кухню? – напомнил Иван Васильевич про прерванный разговор. Но опять ничего не получилась. Девушка покраснела, потом начала шмыгать носом и приговаривать:
– Дура я, дура, не надо мне было Вас беспокоить.
Зазнаев опять был вынужден уйти ни с чем. Он приехал в имение и объявил, что господин Вернов и его слуга арестованы, так как покупали на рынке яд. Потом обыскал комнату задержанного, залезая во все ящички и уголки. Правда, ничего преступного на первый взгляд вроде не нашел: ни оружия, ни подозрительных порошков. Подивился разным восточным штучкам, потрогал ладонью музыку ветра, вслушиваясь в тонкие звуки. Потом обратил внимание на бумаги. Их было много. Письма, записная книжка с адресами, какие-то тексты и даже стихи. «Похоже, и в самом деле подрабатывал переводами», – подумал следователь. Но это требовало более тщательного изучения, поэтому все бумаги были аккуратно сложены, перевязаны. Это Зазнаев возьмет с собой. Так, что еще? Тут его взгляд упал на книжную полку: под лучом солнца явно стал виден тонкий волосок. Иван Васильевич достал из кармана пинцет и аккуратно снял волосок.
«Явно не хозяина комнаты – длинный и светлый, скорее всего женский, мужчины такие длинные волосы вроде не носят. Значит, в комнате была женщина», – прикинул он.
– Скажите, а Николай Сергеевич не мог привести к себе даму? – спросил следователь горничную Наташу и Романа Петровского, которые были понятыми при обыске.
– Нет, никогда, – покачала головой Наташа.
– А кто убирался обычно в его комнате?
– Я, – откликнулась Наташа.
Следователь посмотрел на служанку. У девушки были длинные волосы, но цвет сопоставить с находкой было трудно. Один единственный волосок казался совсем светлым, более светлым, чем волосы девушки, но судить о цвете волос достаточно трудно. Все вместе они могли казаться другого цвета, чем отдельный волосок. Тем более что на свету летом волосы выцветают. Самое главное, у девушки все волосы были плотно заплетены в косу. По идее ни один из них не должен был выпасть. Словом, и тут неопределенность.
Закончив обыск в комнате, следователь потребовал показать место, где закопали собачку барыни. Ему указали на бугорок в лесу. Зазнаев потребовал выкопать труп животного, несмотря на протесты прислуги (жара, процессы разложения уже начались, могилы вскрывать, пусть даже животных, дело малоприятное и вонючее). Но разве можно отвертеться от требования закона?
– Мы проведем экспертизу и узнаем, от чего умерла собака. Возможно, ее отравили и нельзя исключать, чтобы не планировалось новое отравление. Уже людей, – зловеще пояснил следователь.
Потом он стал допрашивать всех членов дома. Брат и сестра Петровские, как положено, допрашивались отдельно. Но их показания были крайне схожи:
– Темный он человек, этот дипломат.
– Это в каком смысле, он вроде образованный?
– Да я не в смысле образования, – пояснил брат. – В смысле не ясно, что у него за душой. Вечно цитирует своего Лао-цзы, даже не понятно, что хочет сказать. А еще образованным человеком себя выставляет.
– Вредный он, чего он сюда приперся? – вторила его сестра. – Что ему, что ли, надо наследство отписать? С какой стати? Его здесь сколько времени не было! Не то что я, все время здесь, тетушке угождаю.
– А не рано ли Вы делите наследство Вашей тетушки? Она еще в добром здравии, как я понимаю, – искренне удивился следователь.