Соловей

В последний год бомбежки почти не прекращались. Налеты случались так часто, что Вианна уже не тащила детей в подвал, если сирены выли посреди ночи. Теперь она просто обнимала их покрепче, пока не прозвучит отбой тревоги и не смолкнут взрывы.

Впрочем, они никогда не замолкали надолго.

Вианна хлопнула в ладоши, привлекая внимание. Может, игра немножко поднимет настроение.

– Бомбежка, мадам? – спросил Эмиль. Ему исполнилось шесть, и о матери он больше не вспоминал. Когда спрашивали, отвечал, что она «заболела и умерла», и все. Он не помнил, что когда-то его звали Жан-Жорж Рюэль.

Пятилетний Даниэль тоже не помнил, кем был раньше.

– Нет, вовсе нет, – успокоила Вианна. – Просто я подумала, что у нас жарковато сегодня.

– Это из-за светомаскировки, мадам, – сказала Клодин (бывшая Бернадетт). – Мать-настоятельница говорит, что в шерстяной рясе чувствует себя копченым окороком.

Дети засмеялись.

– Жара лучше, чем зимний холод, – сказала Софи, и все согласно закивали.

– Я подумала, – продолжила Вианна, – что сегодня неплохо было бы…

Договорить она не успела. С улицы донесся звук мотора, а потом по коридору прогрохотали тяжелые шаги.

Все замерли.

Дверь в класс распахнулась.

На пороге стоял фон Рихтер. Подходя к Вианне, он снял фуражку.

– Мадам, – начал он, – можно вас на минутку?

Вианна кивнула.

– Дети, посидите минутку, почитайте, и смотрите не шумите.

Фон Рихтер взял ее под руку – грубо, до боли – и вывел во дворик. Рядом булькал заросший мхом фонтан.

– Я хочу расспросить о вашем знакомом, Анри Наварра.

Вианна надеялась, что ей удалось не вздрогнуть.

– О ком, герр штурмбанфюрер?

– Анри Наварра.

– А, да. Из отеля. – Она сжала кулаки, чтоб унять дрожь в руках.

– Он ваш друг?

Вианна покачала головой:

– Нет, герр штурмбанфюрер. Мы знакомы, не более того. Городок у нас небольшой.

Фон Рихтер пристально смотрел на нее:

– Если вы врете в мелочах, приходится задуматься, о чем еще вы мне лгали.

– Герр штурмбанфюрер, я не…

– Вас с ним видели.

Он убьет меня, подумала Вианна. Она так долго была осторожна, не спорила с ним, не пререкалась, не встречалась взглядом без необходимости. Но в последние недели он стал непредсказуем, вечно на грани взрыва.

– Городок небольшой, но…

– Его арестовали за связь с врагом, мадам.

– О. – Больше ничего она выдавить из себя не смогла.

– Мы с вами об этом еще поговорим, мадам. В маленькой комнате без окна. И поверьте, я узнаю правду. Узнаю, работаете ли вы с ним.

– Я?

Он так сильно сжал ее руку, что, казалось, кость сейчас треснет.

– Если вы что-нибудь об этом знали, я буду допрашивать ваших детей… с пристрастием. А потом пошлю вас всех в тюрьму Френ.

– Не трогайте детей, умоляю.

Она впервые просила его о чем-либо, и, услышав отчаяние в ее голосе, он вдруг насторожился. Его дыхание участилось. В голубых глазах блеснуло возбуждение. Больше полутора лет она постоянно следила за собой в его присутствии, одевалась неброско, вела себя незаметно, не привлекала внимания, говорила только «да» или «нет, герр штурмбанфюрер». В одну секунду все ее труды пошли прахом. Она показала свою уязвимость, и он это заметил. Теперь он знал, как сделать ей больно.

Через несколько часов Вианна очутилась в той самой маленькой комнате без окон – в подвале ратуши. Она сидела на стуле, вцепившись в подлокотники так, что костяшки побелели.

Она здесь уже давно, одна, и все прикидывала, как лучше отвечать. Что им известно? Чему они поверят? Выдал ли ее Анри?

Нет. Если бы они узнали, что она подделывала документы и прятала еврейских детей, ее бы уже арестовали.

За спиной скрипнула дверь – открылась, потом закрылась.

– Мадам Мориак.

Она встала.

Фон Рихтер медленно обошел ее кругом, пристально разглядывая. Она была в старом, поношенном и выцветшем платье, без чулок, в ботинках на деревянной подошве. Голову она не мыла уже два дня, волосы покрывала льняная косынка, завязанная на манер тюрбана с узлом на лбу. Губная помада закончилась давно, так что губы были бледны, почти бесцветны.

Он остановился перед ней, совсем близко, держа руки за спиной.

Ей пришлось собрать всю свою храбрость, чтоб поднять голову. И тогда – увидев эти ледяные голубые глаза, – она поняла, что попала в беду.

– Вас видели с Анри Наварра на площади. Его подозревают в сотрудничестве с маки, этими трусливыми животными, которые прячутся в лесах и помогают врагу.

Когда союзники высадились в Нормандии, маки устроили хаос по всей стране, подрывая железнодорожные пути, взрывая все подряд. Немцы остервенело ловили и казнили партизан.

– Я с ним едва знакома, герр штурмбанфюрер. А о помощи врагу ничего не знаю.

– Пытаетесь выставить меня идиотом, мадам?

Она помотала головой.

Он хотел ее ударить. Она видела это в его глазах – болезненное, уродливое желание. Оно появилось, когда она взмолилась о снисхождении, и теперь Вианна не представляла, как поправить дело.

Он протянул руку и провел пальцем по ее подбородку:

– Вы и правда невиновны?