Соловей мой, соловей (СИ)

Мама, конечно, поговаривала про "скоро замуж", но папа хмурился, говорил "дай ребенку повзрослеть и себя найти", и "сейчас не те времена, чтобы замуж кидаться", и "вот тебе со мной, конечно, несказанно повезло - в восемнадцать лет мне на шею бросилась, и смотри, какой тебе бриллиант достался, не часто девушкам так везёт". Мама краснела, смеялась, махала на него рукой, он ловил узкую ладонь и целовал ее до запястья и обратно.

"Вот если бы так у меня было, - думала Машенька, - то можно и свободой поступиться. Но ведь действительно не всегда девушкам так везет. И удивительно часто вообще, можно сказать, не везет."

Она допила чай, поблагодарила Ленмиху, попрощалась с Верой.

- В музее увидимся, - сказала Вера. - Пропуск на двоих, позови кого-нибудь с курсов. И с сэром Бенедиктом наконец познакомишься.

Маша подозрительно прищурилась.

- Он, наверное, старый, носатый, в пыльном твидовом костюме с кожаными нашивками на локтях? - поинтересовалась она. - Глаза подслеповатые, слезятся, за толстыми стеклами очков, кроме костей и табличек ничего не видят? Пахнет сыром "стилтон", как истинный джентльмен?

- Это тебе надо книжки писать, - пробормотала Вера и налила себе чаю.

- Ах, я была так влюблена в принца Альберта, - сказала Дженет. Они сидели в светло-голубой с золотом гостиной бывшей илионовской квартиры, где Маше до этого бывать не доводилось. Каждый раз глядя на стены, на ажурную лепнину потолка, на люстру, Маша удивлялась тому, что бывшее мужское обиталище изукрашено и оформлено с таким кружевным излишеством - как будто две старушки-помещицы обои выбирали.

- Принц Альберт? - спросила она. - Консорт королевы Виктории? Но он же умер уже так давно. Вам же не может быть...

Маша осеклась. Дженет подмигнула ей, приложила палец к губам.

- Не будем бросаться цифрами. Но я родилась в ночь, когда он умер, четырнадцатого декабря. Мама придавала этому какой-то особенный смысл. Над моей кроватью висел его портрет - дешевая, отпечатанная на картоне, копия парадного портрета кисти Партриджа. Альберту там лет двадцать, у него каштановые кудри, огромные серые глаза, и героя красивее просто невозможно себе представить...

Она улыбнулась и достала папиросу из узкого серебряного портсигара, который Маша видела вчера. На крышке был выбит цветок с пятью круглыми лепестками и узкими треугольниками листков между ними.

- С годами мой Альберт начал выцветать, - сказала она задумчиво. - На тот момент денег у нас не было совсем - отец в очередной раз прогорел, мама не могла купить мне даже цветных карандашей. Пришлось обходиться теми цветами, которые удавалось украсть в школе, и вскоре портрет было не узнать. Но для меня он теперь был еще дороже, еще красивее - ведь я внесла в него свою лепту, я сама раскрасила своего любимого. Уж как смогла и чем под рукой нашлось. Что вообще для любви очень характерно.

Она тихо рассмеялась, зажгла спичку и закурила.

- Мы жили в Гринфорде - это городок к северу от Лондона. Когда мне было двенадцать лет, отец взял меня с собой в Лондон - у него были там какие-то торговые дела. Я отдала дань своей любви - мы побывали у мемориала Альберта, там как раз установили его ужасную золоченую статую, которая в подметки не годилась портрету над моей кроватью. И тогда же я повстречалась со своим будущим - папа сводил меня в театр. Это тоже была любовь большая, внезапная и на всю жизнь. Теперь вы, Мария, что-нибудь расскажите. Над вашим акцентом мы немного поработали - самое время опробовать его в деле!

Маша пожала плечами. Говорить ей не очень хотелось, ничего столь же интересного, как мисс Дженет, она рассказать не могла даже близко. Родилась, жила, смеялась, любила папу, маму, Ленмиху, нянечка у нее еще была француженка молодая, мама ее почему-то уволила, когда Маше было лет семь, она очень плакала. Школа, гимназия, балы, стрельбища, гитара, уроки вокала, коньки. Книги, книги, книги. Подруги. Ноты. Мальчики - ну вот такие, как позавчерашний Валентин и остальные будущие правоведы. Дневничок. Поцелуйчики. Ничего, решительно ничего интересного, глубокого, необычного.

- Мне так же казалось лет в семнадцать, - кивнула Дженет. - Но потом начались взлеты и падения, и трещины на душе, которые так болезненно заращивать. Я скучала по тем спокойным, блаженным временам ранней юности, когда жизнь выглядела скучноватой и предсказуемой. И театр, конечно - это не скучно. Поначалу голодно, утомительно, боязно, но не скучно никогда. Вы, Мария, просто из очень хорошего, спокойного, счастливого места в жизни смотрите на мир. В такое многие мечтают попасть, но не всем удается. Будут у вас еще и страсти, и слезы, и восторги, и победы. Голос у вас, кстати, чудесный - если дальше заниматься, можно многого достичь. Смотрите только, не курите никогда.

- А вы зачем же курите? - спросила Маша.