Соловецкие святые и подвижники благочестия:жизнеописания, некоторые поучения, чудесные и знаменательные случаи

Опытные подвижники уже видели в иноке Науме человека высокой духовной жизни. Так, духоносный старец Феофан, двадцать пять лет проживший в пустыни, по прибытии в монастырь спрашивал: «Кто у вас Наум? Покажите мне его: он строит себе прекрасную палату (обитель в Небесном Царстве — Ред.)» (1, с. 157). Оба подвижника виделись и беседовали между собой, но беседы их остались для других тайной.

Когда же при архимандрите Макарии было учреждено в Анзерском скиту постоянное чтение Псалтири, отец Наум был определен на это послушание, с назначением, кроме того, в должность псаломщика и с поручением ему некоторых обязанностей по скитскому хозяйству. Здесь он уже получил отдельный уголок — маленькую келью, где каждую ночь перед ликом Божией Матери совершал свои молитвословия и коленопреклонения. У себя он имел только две книги: Псалтирь, по которой отправлялись молитвословия, и «Лествицу» преподобного Иоанна Лествичника, по которой учился подвижничеству.

Мирно и спокойно потекла было жизнь боголюбца Наума в среде малого Христова стада на пустынном острове. Но вскоре постигло его искушение, которое, впрочем, послужило к его славе.

При новом настоятеле было усмотрено, что Наум проживает в монастыре, не имея увольнительного свидетельства от своего сельского общества. Решено было выслать его на прежнее место жительства. В уповании на Божий Промысл, без малейшего прекословия, Наум покорился своей участи: его посадили на попутное судно и отправили с попутчиками–поморцами на родину. Но Бог судил иначе. Противный ветер принудил плавателей остановиться у Заяцкого острова. Проходит день, другой, неделя; ветер не сменяется; еще неделя — ветер тот же. Смущенные корабельщики решились отвезти Наума обратно в монастырь. Таким образом, он опять возвратился на Соловецкий остров, а поморцы с переменившимся ветром отправились домой.

Снова тихо и спокойно потекла жизнь подвижника в Анзерской пустыне. Разделяя с братией все труды, он соединял с ними добровольные подвиги иноческого самоотвержения. По–прежнему он стал уединяться для безмолвного богомыслия и слезных молитв; по ночам по возможности сокращал время сна. От рождения он не пил ни вина, ни пива, ни чаю, не носил теплого платья, а в монастыре довольствовался одним подрясником из грубой ткани и ветхой рясой, которых, конечно, не взял бы и нищий, если бы нашел брошенными на дороге.

Молитвенные подвиги до того умягчили сердце подвижника, что он стал постоянно проливать слезы умиления, особенно в храме, во время поучений.

«— Ты плачешь, отец Наум, а что же я не могу плакать? — говорил ему один молодой инок.

— Придет время, придет, — отвечал Наум, едва сдерживая слезы» (1, с. 158).

В 1826 году Соловецким настоятелем определен был архимандрит Новгородского Кирилловского монастыря Досифей. Он был соловецкий постриженник. Во дни своего монашеского новоначалия будущий пастырь трудился вместе с послушником Наумом на звериной и рыбной ловле и обучал его тогда русской грамоте. Новый настоятель, прибыв в скит, едва узнал в хилом и изможденном старце, одетом в рубище, своего бывшего сотрудника, тридцать шесть лет безропотно трудившегося на пользу обители. Призвав его в монастырь, архимандрит Досифей уволил его от обязательных трудов и поручил чтение синодика в церкви преподобных Зосимы и Савватия, а также возжжение лампад в часовнях преподобных Германа и Иринарха.

Двадцать семь лет, до самой кончины, как неугасимая свеча, простоял отец Наум на определенной ему службе при гробах святых Соловецких чудотворцев, не изменив, несмотря на преклонные лета, и здесь образа своей жизни.

Храм преподобных никогда не отапливался даже зимой, а отец Наум, во время самых сильных морозов, никогда не надевал теплой одежды и по–прежнему носил только подряс–ник и рясу. Иногда, с чувством сострадания, некоторые ему замечали: «Батюшка, ведь ты застыл», но он с улыбкою отвечал: «Ничего; зато не дремлется» (1, с. 159).

Будучи свободным от общих трудовых послушаний, в остающееся от богослужения и келейных молитв время старец не позволял себе быть в праздности. Зимой он занимался заготовкой дров и изготовлением деревянных поплавков для рыболовных сетей. Этими поплавками постоянно была наполнена вся его келья, так что едва оставалось место для прохода. Для летних трудов он имел в разных местах пять небольших, им самим устроенных, огородов, из которых ближайший был под окнами кельи, а дальние на расстоянии версты от монастыря. Здесь, как неутомимый муравей, он трудился ежедневно: сеял ячмень и овес, сажал разные овощи. Но редко он вкушал от плода рук своих — раздавал всё братии и приезжавшим землякам–карелам.

Постоянными его сожителями были петух и кот. Из них первый заменил ему часы и, конечно, служил символом бодрствования и духовного трезвения. Сон отца Наума был очень короткий: днем он никогда не спал; ночью же, за час до утреннего богослужения, старец будил своих соседей звоном в колокольчик, повешенный в коридоре. Постелью служила ему простая доска в полторы четверти шириной, а изголовьем — полено.