Соловьи поют, заливаются

Пиеса эта или куплеты, будучи записаны с его голоса, получили необыкновенную популярность благодаря чрезвычайной простоте слов и напева; редкий бал или попойка в городе обходились без их исполнения. Еще нескольким подобным пиесам обучил он французскую актерку Дебомон, чем и отвратил ее внимание от поручика Дудакова. Поручик запил горькую и был отчислен из полка за бесчинство.

Между тем действие, оказываемое дьявольским ящиком на Головачева, было пагубным. Сравнивая окружающую его жизнь с миром грез, он все более впадал в меланхолию. Когда долго не видел в ящике водевилей, становился мрачен и раздражителен; то терпела поражение его любимая ледовая дружина - в такие дни ему лучше было под руку не попадаться. Когда же в казенных суммах случилась недостача и наряжено было следствие, он проглядел все отчеты и с тоскою в голосе сказал: "Ах, господа, кабы следствие да вели знатоки!" чем весьма обидел нескольких вполне достойных людей.

Как тайна царя Мидаса некогда не давала спать его брадобрею, так и тайна ящика начала тяготить Головачева. Первому открылся он Матвейке и горько о том пожалел: Матвейка совершенно забросил хозяйство и все дни с утра проводил в барском кабинете, а выпивши на праздник с дружками, горланил песню про Арлекина.

Наконец Платон Герасимович положил довериться некоему господину Корефанову, окончившему в свое время курс из Петербургского университета и покинувшему столицу после известных неприятных событий. Несколько вечеров провели они в кабинете с ящиком, после чего Корефанов озадачил статского советника следующей сентенцией:

- Представьте себе, любезный Платон Герасимович, что в руки какого-нибудь даяка с острова, скажем, Борнео попадает издание Британской энциклопедии. Черта ли в ней даяку?

На это замечание Платон Герасимович побагровел и сказал:

- Вы в моем доме, милостивый государь, и сравнивать себя с бесштанным даяком я не позволю!

- Это лишь аллегория, - успокоил его Корефанов. - Но природа хитра, и уж если она допускает такое, то, надо думать, не зря.

- Конечно, не зря, - сказал Головачев. - Как же это зря, когда я, не выходя из дому, могу видеть весь мир Божий? И водевили прелестные бывают, или, скажем, хок-кей... Нет, милостивый государь, что ни говорите, а это прогресс!

- Выкиньте-ка этот прогресс в полынью, - посоветовал Корефанов. - Далеко ли до беды.

- Какая ж тут беда? - удивился Платон Герасимович. - Да ежели таких ящиков наделать с тыщу и более, чтобы все порядочные люди могли развлекаться, что ж в том дурного? Да я его всем объявлю! Нынче же созову всех на ужин и объявлю!

Корефанов откланялся и пошел прочь.

Головачев, нимало не медля, послал Матвейку с приглашениями во все лучшие дома города. Вы знаете уездную публику нашу: поманите ее бородатой женщиной, русалкой в аквариуме либо заезжим магнетизером - соберутся равно все. Жизнь в провинции неволею делает ротозеем.

Ввечеру гости собрались в нижней зале. Был и уездный предводитель дворянства, и полицмейстер Карандафиди, и престарелый князь Рюхин. Был приглашен и я - юный чиновник, вчерашний недоросль.

Посреди залы стоял комод, на комоде - ящик, покрытый китайским шелком. Рядом с ящиком сиял хозяин дома.

- Вот, господа, - сказал Платон Герасимович, мановением руки совлекая шелковый покров с ящика. - Парижская новинка - механический раек! Сейчас мы увидим веселый водевиль "Небесные ласточки", повторяемый по многочисленным просьбам!

Тотчас же Карандафиди поинтересовался, дозволено ли все это цензурою.

- Дозволено, коли кажут! - поспешил заверить его Платон Герасимович. - А что кордебалет будет несколько... неглиже, так мы с вами нынче на масленой видели и не такое!

Общий возглас изумления раздался, когда стекло озарилось голубым сиянием. За стеклом показалось человеческое лицо, губы на нем шевелились!

- Это чтец-декламатор, - объяснил Платон Герасимович. - Скоро и водевиль начнется. Слушайте, господа!

Читатель, прошло много лет, но минуты этой не забыть мне до гробовой доски. Сейчас, слава Богу, времена другие, и можно хотя бы намекнуть на то, что мы услышали в тот вечер. Чтец-декламатор читал послание Александра Сергеевича Пушкина, обращенное... впрочем, порядочный человек понимает, к кому. Тогда эти звучные строки для многих были еще внове...

- А обещали неглиже, - обиделся престарелый князь Рюхин, когда преступная декламация кончилась.

На Платона Герасимовича было страшно смотреть: руки его дрожали, челюсть отвисла. Полицмейстер Карандафиди взял стул и мощными ударами разрушил ящик.

.......................................

Платона Герасимовича увезли с курьером в Петербург, и более никто его уже не видел. Верный его личарда Матвейка разделил судьбу своего господина. Песню про соловьев запретили. Остатки ящика облили святой водой и бросили в полынью, как и советовал господин Корефанов. Под старость лет мы сошлись с ним коротко. От него я и узнал все подробности этой истории. Должен присовокупить, что Корефанов смотрел в ящик с гораздо большею пользою, нежели бедный Головачев.