Соловьиная бухта

— Эти люди поселились на побережье после того, как маори продали часть земли капитану французского китобойного судна. В старину там водилось много китов. Но когда туда прибыл первый французский корабль, оба острова уже были объявлены британской собственностью. Потом некоторые корабли отбыли на Таити, но большинство осталось. Это почти все, что мне известно. Похоже, там процветают молочное животноводство и туризм.

— Так те вещи предназначались…

— Просто мистеру Фрэнсису Найтингейлу, почтовое отделение, Акароа, Новая Зеландия. В основном это были книги. Ты ведь не собираешься искать его, Марго? Мне кажется, ты можешь нарваться на неприятности. Я хочу сказать, что его жене может быть неприятно появление дочери, о которой она ничего не знала.

— Да, я понимаю, — тихо проговорила Марго. — Просто мне кажется, мой отец несправедливо пострадал. Надеюсь, теперь он счастлив. Я не стану напоминать ему о прошлом.

Она знала, мистер Силвертон доволен ее разумным подходом, но, когда она вышла от него, в ее голове была настоящая мешанина.

День выдался тяжелый и отвлек Марго от мыслей об отце, но к закрытию магазина у нее страшно разболелась голова, и ей ужасно не хотелось идти вечером на лекцию. Марго любила слушать обо всем связанном со своей работой, но, право же, она и так достаточно знает о венецианском, бристольской и уотерфордском стекле.

Однако Роксанна любила, когда ей составляли компанию, к тому же Джонатан дежурил на работе — в лондонском аэропорту Хитроу, так что сидеть на лекции все же лучше, чем скучать дома и думать о родителях, которых никогда не видела.

Марго и Роксанна встретились в Челси, в старом доме, где обычно проводились лекция. Его содержала супружеская пара. Огромная гостиная была уже полна. Когда они с Роксанной Гиллеспи заняли свои места, Марго заметила установленный экран:

— Будут показывать, как делают стекло, миссис Гиллеспи?

— Нет, Марго, сегодня у нас другая лекция. Я сама узнала только после обеда. Жену мистера Лемейна положили в больницу, и он предложил замену. Похоже, на этот раз нечто совершенно особенное. Кто-то из Новой Зеландии. Он не занимается антиквариатом, но, пока учился в университете, работал в музее, а теперь живет в маленьком городке на побережье. Что ты сказала, Марго? Нет, не помню, как называется город. Какое-то маорийское название. Они все для меня одинаковы. Зовут его Пьер Лаверу.

Как поняла позднее Марго, она все почувствовала наперед. В жизни так и бывает, одно влечет за собой другое, ранее незнакомое слово вдруг встречаешь в книге, слышишь па улице…

Пьер Лаверу оказался новозеландцем в четвертом поколении, он живо рассказывал о современной жизни в Акароа, где мирно сосуществуют французы и англичане.

— Наши улицы носят французские названия, а ивы в заливе Такаматуа были привезены с могилы Наполеона. У нас есть свои вина, тутовые ягоды, каштаны, резеда и даже низкорослые оливы. Французское влияние по-прежнему заметно в изящных коттеджах, в сохранившихся домах первых поселенцев.

Постепенно слушатели оказались в этом англо-франко-маорийском городке за тринадцать тысяч миль отсюда.

Акароа был тихим городком, где французские домики мирно дремали среди вечнозеленых деревьев, где с рассвета до заката звенели голоса птиц, где осенью нормандские тополи оттеняли своим золотом зелень садов, а в беседках буйствовали розы. Зимой в городке было пятьсот жителей, летом их число возрастало до двух тысяч. У многих обитателей Крайстчерча были в Акароа прелестные летние домики. Пьер продолжал: