Читаем Соловки. Документальная повесть о новомучениках полностью

Хотя скит был огорожен проволокой и охранялся дозорными вышками, его обитатели пользовались со стороны властей если не уважением, то по крайней мере снисхождением. Крупных ре волюционеров среди них не было, кроме двух: эсера А. Иваницкого, старшего и по возрасту, и по партийному стажу, с опытом царской каторги, и социал — демократа Богданова, тоже подпольщика царских времен. Остальным сколько-нибудь значительным политическим деятелям Ленин предоставил возможность выехать за границу.

В 1923–1924 гг. в Савватьеве содержалось около пятисот представителей различных партий: социалистов — революционеров, правых и левых, социалистов — демократов, меньшевиков и анархистов, среди них немало супружеских пар. Это были молодые люди, редкие из которых могли похвастаться дореволюционным Партийным стажем.

Заключенные этого привилегированного лагеря держались гордо, с Кремлем, где каждый был сам за себя, не общались, в равной мере презирая как уголовников, так и «каэров». У политических все были за всех, продукты и деньги шли в общий котел. Принципиально настроенные против работы, они не боялись начальства, читали газеты, митинговали и защищали права человека, по каждому поводу устраивая голодовки. Кстати, кормили их лучше, чем других узников.

Молодые политзаключенные уважали только свои революционные традиции, все церковное отрицали, в Божьем храме проводили лекции и диспуты. Однажды на прогулке разыгрались, смастерили снежную гору, а вместо салазок приспособили обледенелые, хорошо скользящие иконы, пока старшие товарищи не усмотрели в этом неуважение к чужому религиозному культу.

Но им жилось не так легко, как кажется на первый взгляд: эсер Юзик Сандомир вскрыл себе вены, профработник металлист Михаил Егоров-Лызлев отравился, меньшевик Яков Аронович повесился. Анархистка Наталья Николаевна Андреева, осужденная по 58–й статье, вынуждена была стать женой отцеубийцы Д. Успенского, позже переехала с ним на Беломорканал, где родила сына, названного в честь Ягоды Генрихом.

Самым крупным событием в истории содержания политзаключенных на Соловках был расстрел безоружных в час прогулки. В декабре 1923 г. пришла инструкция: политические ограничивались в получении писем, им сокращалось время пребывания на свежем воздухе. Когда Савватьевским насельникам сообщили о нововведении, они возмутились, и 19 декабря продолжали гулять, несмотря на приказ вернуться в корпус.

По ним открыли стрельбу. Семь человек было убито наповал, трое тяжело ранены. Первую помощь им оказал социал — демократ врач В. Ельник. На следующий день начальником СЛОНа был назначен А. П. Ногтев. Он разрешил политзаключенным похоронить убитых товарищей. Мертвых предали земле с почестями, пели «Вы жертвою пали…». Могила расстрелянных была отмечена большим валуном с выбитыми на нем фамилиями убитых. Вот эти имена: Леонид Лебедев, анархист; Георгий Трифонович Кочаровский, социалист — революционер, 28 лет; Илизовенко, его жена, 25 лет; Гавриил Антонович Билинга — Пастернак, социалист — революционер, 27 лет; Всеволод Иванович Попов, социалист — революционер, 28 лет; Меер Моисеевич Горелик, 26 лет; Наталья Арнольдовна Бауэр — Цейтлина, социалистка-революционерка, 32 года. Впоследствии валун перевернули, потом разбили кувалдами, а куски побросали в озеро. Больше говорить об изменениях в режиме не рискнули, и все осталось по-прежнему.


Секирная лестница.


Сведения о расстреле в Савватьеве были переданы в Москву Борису Бобину. Корреспонденцию запаяли в алюминиевый чайник, который был увезен за границу заместителем Пешковой по Красному Кресту, за что Бобин был арестован.

В 1925 г. все политические были вывезены в Кемь, откуда в «столыпинах» разъехались по разным политизоляторам. Еще лет десять среднее звено «делателей на ниве народной» держали в ссылках в захолустных городах, неуклонно пополняя их досье. В конце тридцатых все были арестованы…

***

Мы со Светланой — Фотиной кладем по земному поклону в сторону Секиро — Вознесенского храма. Я достаю из сумки красную книжечку карманного формата с рельефным восьмиконечным крестом на обложке. Это «Служба Святым Царю — мученику Николаю и всем Новомучеником и Исповедником Российским». Для того, чтобы прочитать ее, мы и приехали осенью на Соловки. Служба подарена Оптинским иеромонахом, пожелавшим остаться неизвестным. Есть на свете чудесный Батюшка, который любит делать добрые деда, не открывая своего имени. Потрясенные люди не знают, кого благодарить, и не остается ничего иного, как благодарить Бога. Такой подарок обязывает, такой подарок — высокая честь, помоги Господь оправдать этот дар!..

Торжественный акт канонизации Новомучеников и Исповедников Российских, от безбожников убиенных, состоялся в Нью — Йорке в соборе иконы Знамения Божией Матери 31 апреля 1981 г. Значит, все, кто страдал здесь, — святые, все, кто погиб, — святые, и мы с Фотиной молимся им от лица всего нашего поколения. За всех, кто лишен возможности проникнуть на закрытый остров, за всех, чье сердце скорбит о безвинно убиенных, прими, о Боже, эти слова.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное