Соловки. Документальная повесть о новомучениках (СИ)

«Я устал от жизни, слава Богу», — сказал перед расстрелом бывший лицеист 75–летний князь Н. Д. Голицын. На Соловках воспитанники Лицея держали себя достойно и мужественно. А. П. Веймар, начальник одного из департаментов Министерства иностранных дел, по воспоминаниям очевидцев, нес свойтяжелый рок с редким благородством. Священник Лозино — Лозинский тоже стал соловчанином. На каких только работах он не работал — и счетоводом в часовне св. Германа, и ассенизатором в бывшей гостинице, и сторожем, и почтальоном, неизменно напоминая всем окружающим его изысканного аббата XVIII века^[21].

Служить панихиду по новопреставленному соловецкому схимонаху и убиенному Царю — Искупителю согласился все тот же Утешительный поп отец Никодим. Он сознательно пошел на то, за что другие были осуждены к высшей мере. Этот Батюшка вообще ничего не боялся, не случайно легенды о нем ходили по лагерному миру еще несколько десятилетий. М. Розанов лично слышал их в конце 30–х годов за пределами Соловков, в штрафном изоляторе Печорсудстроя. Отца Никодима под видом плотника заводили в женбарак к пожелавшим говеть проституткам, шпана втаскивала его через окно в лазарет к умирающим. «Прибавляй — убавляй мне срок человеческий, Господнего срока не изменишь, — знай посмеивался отец Никодим, — а с венцом мученическим пред Престолом Его мне, иерею, пристать пристойнее».

В заговоре участвовало 22 человека. Они вышли порознь и, сделав обходы, собрались на глухой полянке около Креста — на — крови. В руках горе ли свечи из просмоленных канатов. По счастливой случайности, описание этой панихиды в свое время я перепечатала слово в слово. Привожу этот текст с двойной радостью: за них и за нас…

***

«…О ком говорят слова молитвы? Не о тех ли, кто беззвучно шепчет их? Кто стоит здесь, в лесной храмине, у каменного креста на неостывшей крови? Живущие или тени живших, ушедших в молчание, в тайну небытия? Без возврата в жизнь?

…Это стояли не люди, а их воспоминания о самих себе, память о том, что оторвано с кровью и мясом. В памяти одно — свое, отдельное, личное, особое для каждого; другое — над ним стоящее, общее для всех, неизменное, сверхличное; Россия, Русь, великая, могучая, Единая во множестве племен своих, — ныне поверженная, кровоточивая, многострадальная.

— Покой, Господи, души усопших раб Твоих!

Отец Никодим почти шепчет слова молитв, но каждое слово его звучит в ушах, в сердцах собравшихся на поминовение души мучеников сущих и грядущих принять свой венец…

Отец Никодим, иерей в рубище и на одну лишь ночь вырванной из плена епитрахили, поет беззвучно святые русские песнопения, но все мы слышим разливы невидимого, неведомого хора, все мы вторим ему в своих душах:

— Николая, Алексея, Александры, Ольги, Татьяны, Марии, Анастасии и всех, иже с ними живот свой за Тя, Христа, положивших…

Отец Никодим кадит к древнему каменному кресту, триста лет простоявшему на могиле мучеников за русскую древнюю веру. Их имен не знает никто.

— Имена же их Ты, Господи, веси!..

Ладан, дали, обступившие церковь — поляну полные тайны соловецкие ели. Они — стены храма. Горящее пламенем заката небо — его купол. Престол — могила мучеников.

Стены храма раздвигаются и уходят в безбрежье. Храм — вся Русь, Святая, Неистребимая, Вечная! Здесь, на соловецкой лесной Голгофе, — алтарь этого храма.

— Идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь безконечная!

Бесконечная? Повергающая, преодолевающая и побеждающая смерть?

В робко спускавшемся вечернем сумраке догорали огоньки самодельных свечей. Они гасли один за другим. На потемневшем скорбном куполе неба ласково и смиренно засветилась первая звезда. Неугасимая Лампада перед вечным престолом Творца жизни.

В земляной келье призванного Богом схимника так же нежно и бледно теплился огонек его неугасимой лампады пред скорбным ликом Спаса. В его тихом сиянии сорок дней и сорок ночей, сменяясь непрерывной чередой, последние иноки умершей обители читали по старой, закапанной воском книге слова боговдохновенного поэта и царя полные муки покаянные крики истомленного духа, ликующие напевы его веры в грядущее Преображение. Они приходили туда и позже — творить литии.

Двадцать два соловецких каторжника в тот час молений о погибших были с тобою, Русь, в бесконечной жизни твоей…

— Вечная память!»

(Б. Ширяев. «Неугасимая Лампада»)

«Отпускай хлеб твой по водам, потому что по прошествии многих дней опять найдешь его», — сказал Пророк (Еккл. 11,1). То, что соловецкие каторжники сотворили для почивших братьев и убиенного Помазанника со чадами, сегодня сделали для них мы. Воистину не рвется связь времен, и крепится она не чем иным, как молитвенными узелками. Я знаю только имена отца Никодима и раба Божия Бориса, остальные двадцать участников тайной панихиды остаются безымянными. Господи Иисусе Христе, милости, а не жертвы желающий! Помяни их, Господи, во Царствии Твоем, и воздай им, Господи, по милости их и по страданиям их, ибо Тебе Одному все ведомо, души усопших в руце Твоей.