Читаем Соловушка НКВД полностью

Дорогая Рита! О себе писать не буду, лучше расскажу о дорожных впечатлениях.

В Ленинграде сел на германский пароход «Саксен». Первое, что бросилось в глаза, – немецкая чопорность, вежливость и, что немаловажно при нынешнем положении с продуктами питания, обилие еды в ресторане, то же изобилие в немецких магазинах, лавчонках. 20-го прибыли в Щецин.

Приобрел тебе и дочери обувь, кофточки и свитера – вернусь, вышлю из Москвы посылкой.

О заграничной дешевизме мануфактуры, пищи явная ложь – дрянь стоит дешево, приличные вещи дорого. Догнать и перегнать Европу будет сложно, но возможно…

Справка: Оригинал письма отправлен по адресу, копия в личном деле.

Резолюция: Войти с ходатайством в руководство об объявлении ЕЖ-13 и «Сильверстову» благодарностей, приказ сообщить.

Слуцкий[2]

Глава пятая

За океан и обратно

Нам осталось очень, очень мало!Мы не смеем ничего сказать.Наше поколение сбежало,Бросив дом, семью и мать.И пройдя весь ад судьбы превратной,Растеряв начала и концы,Мы стучимся к Родине обратно —Нищие и блудные отцы!А. Вертинский

1

Путь за океан был неблизким и трудным. Пароход пробивался сквозь штормы, встречал ураганы, ложился то на один, то на другой борт, зарывался носом в клокочущую свинцовую муть. Стоило океану успокоиться, измученные качкой пассажиры смогли чуть передохнуть, прийти в чувство. Окончательно успокоенно вздохнули, когда за кормой появилась на каменном островке гигантская олицетворяющая Новый Свет статуя женщины с факелом в поднятой руке.

«Не напрасно ли послали депеши о прибытии в газетные корпорации? Будут ли встречать? Знают ли в Америке певицу Плевицкую или мое имя здесь ничего не говорит?» – беспокоилась Надежда Васильевна.

Все страхи забылись, стоило в порту Нью-Йорк после прохождения таможенного осмотра ступить на высокий пирс, где певица попала в плотное кольцо репортеров и соотечественников.

Журналисты бесцеремонно спрашивали больше о личной жизни, нежели о творчестве, были вопросы на грани пошлости. Надежда Васильевна с трудом сдерживалась, чтобы не взорваться, не ответить нахалам и ловко уходила от политики.

Первую ночь супруги провели в модном отеле «Шерри Незерланд» на бойком перекрестке 59-й и 5-й авеню. С трудом уснули, не помогали таблетки, повязки на глазах.

«На улице неимоверный грохот, свистки, гудки автомобилей, вой сирен, а в номере тихо», – удивилась Плевицкая и утром спросила мужа о непривычной прохладе в жарком июле. Николай Владимирович доходчиво объяснил принцип работы кондиционера, который охлаждал и нагнетал в помещение воздух. – А шум не доносится благодаря толстым стеклам.

После обеда Скоблин засобирался на встречу с резидентом ОГПУ. Надежда Васильевна благосклонно позволила поцеловать себя в щеку, пожелала удачи. Попыталась снова уснуть или хотя бы вздремнуть, но промучалась с часок, встала.

«Как можно жить в подобном каменном мешке, где воняет бензином от тысяч авто? Ни за что бы не жила тут!»

Резкий звонок позвал к телефону.

– С благополучным прибытием, несравненная «Курская соловушка»! – поздоровались в трубке. – Приношу глубочайшие извинения, что не встретил – задержали неотложные дела. Не стану оправдываться, надеюсь, что великодушно простите, постараюсь при встрече замолить вину.

«Кто это? – подумала певица. – Говорит так, словно мы давно хорошо знакомы…»

Собеседник догадался, что Плевицкая не узнала измененный расстоянием голос.

– А я ваш чарующий, неповторимый голос узнаю среди многих, ни с кем не спутаю. Меня вспомните не по голосу, а по игре на рояле.

– Сережа? Сергей Васильевич? – воскликнула Плевицкая.

– Он самый. В Америке именуют Сэржем без отчества – тут так принято, для вас остаюсь Сережей.

Усталости и сонливости как не бывало, и помог этому Сергей Васильевич Рахманинов, чью оперу «Алеко» по мотивам поэмы Пушкина, фантазию «Утес», романсы (в первую очередь «Весенние воды») Плевицкая любила самозабвенно и жалела, что в репертуаре нет произведений талантливого пианиста и композитора, покинувшего Родину сразу после петроградского переворота.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее