Солженицын и колесо истории

И быть может, не стоило бы говорить об этой неудаче А. Солженицына, если бы недостатки рассказа «Для пользы дела» не имели много общего с тем, что критика отмечала, например, еще в «Матренином дворе». Речь идет о попытках решать сложнейшие идейно-нравственные проблемы, судить о людях и их поступках вне реальных жизненных связей, оперируя абстрактными, не наполненными конкретным социальным содержанием категориями. Там – «праведница», без которой якобы не стоит ни село, ни город, ни «вся земля наша». Здесь – «маленькие» люди, расшибившие себе лбы в бесплодных попытках ответить на поставленный «вне времени и пространства» схоластический вопрос – что есть справедливость?

Казалось бы, «Для пользы дела» – самый современный из рассказов А. Солженицына, почти наши дни, но если вдуматься, если отбросить такие сугубо внешние приметы, как катамараны и пальмы на рубашках, да короткие ежики, да «архисовременные» суждения ребят о литературе, – если все это отбросить, то окажется, что взгляд писателя на жизнь, его позиция остались такими же несовременными, во многом даже архаичными, как и в «Матренином дворе». «Нового», подлинно современного Солженицына мы здесь не узнали…

А ведь перед нами, несомненно, крупный и честный талант, своеобразие которого – в обостренной чуткости к любому проявлению зла, неправды, несправедливости. Это большая сила, но – только в сочетании со знанием и глубоким пониманием законов, по которым движется жизнь с умением ясно видеть направление этого движения.

Думается, верится – встреча с «новым» Солженицыным – впереди…»

12. IX.1963

Хитров рассказывал вчера, как нервничал Гребнев, заместитель Аджубея, когда в «Известиях» печатался «Теркин на том свете».

«Не знаю, не знаю, эту полосу я бы не подписывал, – говорил он, ухмыляясь и потирая руки. – Вот увидите, это особая группа – Солженицын, Твардовский, и их еще разоблачат. Впрочем, я ничего не говорю, это сугубо личное мое мнение».

25. IX.1963

<…>

Вчера решили соорудить небольшую подборку писем в связи с новым рассказом Солженицына, обруганным в «Литгазете» Ю. Барабашем – есть очень неглупые, теплые письма. Весь вечер читал эту почту и, кажется, подобрал то, что нужно.

Статье о Солженицыне не видно конца. Все продумано, а пишется медленно, трудно.

19. X.1963

В «Литгазете» статья Н. Селиверстова «Сегодняшнее – как позавчерашнее» – против рассказа Солженицына «Для пользы дела».

21. X.1963 (в действительности 31.X) подписан в печать № 10.

В номере:

Г. Троепольский. В камышах.

К. Паустовский. Книга скитаний.

И. Шмелев. Русская песня. Рассказ.

Л. Волынский. Краски Закавказья (окончание).

Стихи М. Алигер, К. Кулиева.

Статья А. Бовина «Истина против догмы» (полемика с Китаем).

Трибуна читателя (3 письма о рассказе А. Солженицына «Для пользы дела»).

Рецензии А. Абрамова, М. Рощина и др.

<…>

29. X.1963

Приезжал Солженицын. Говорил, что главы, нам прежде переданные для чтения (свидание в тюрьме и др.), – это кусок большого романа, над которым он работает[56]. А к следующей осени обещает кончить для нас другую вещь – повесть «Раковый корпус». Речь идет о ташкентской больнице, где его спасли. Он просит командировать его туда от журнала в январе или феврале.

Все единодушно, и Александр Трифонович в том числе, отговаривали его печатать главы ненаписанной еще вещи. Пока они и выглядят как фрагмент, и будут беззащитны перед недоброжелательной критикой. Солженицын же настаивал, что они кажутся ему вполне законченными, должны оставлять цельное впечатление. Он говорил, что хотел бы заявить «женскую тему» в лагерной литературе, которая вот-вот все равно прорвется.

Твардовский отвечал ему, что «глав» неоконченного произведения мы никогда не печатаем, лучше потерпеть и познакомить читателя с целым. Я напомнил, как молодой Толстой спешил с постановкой одной своей комедии, а А.Н. Островский сказал ему: «Зачем такое нетерпение?» – «Да комедия-то острая, на тему дня». – «Неужели ты думаешь, что они поумнеют?» – парировал Островский. В результате Солженицын не стал настаивать, сказал, что понимает интересы журнала, верит, что мы лучше знаем положение, и доверяется нашему решению.

О повести «Раковый корпус» А.И. сказал, что не предвидит трудностей для ее появления в печати. Возник вопрос, можно ли объявить ее в проспекте? Твардовский и все мы советовали переменить, пока хотя бы условно, название. «Больные и врачи», например. Солженицын это отверг.

Потом в пустом кабинете Марьямова мы говорили с А.И. наедине, и он объяснил мне: ему не хочется, чтобы, пока он не будет появляться перед читателями, его считали автором повести «Больные и врачи». В этом названии есть нечто заведомо нейтральное, и может даже почудиться отступление, заранее обдуманное равновесие. Вот если бы одни «Больные»… Об этом еще можно бы подумать.

Говорили о Булгакове. Я рассказал ему о наших попытках напечатать «Театральный роман». Стал было толковать ему и о «Мастере», но выяснилось, что он где-то успел его прочитать.