Солженицын и Сахаров

Новую книгу А. И. Солженицына я прочитал с тем вниманием, которого она безусловно заслуживает. Захватывают уже первые страницы книги. Неожиданный и быстрый успех писателя, художника, артиста, переход от полной неизвестности к ошеломляющему успеху и всемирной славе - этот сюжет недаром стал основой многих кинофильмов, продолжая, несмотря на свою примитивность, волновать воображение зрителей.

Но то, что для миллионов зрителей остается обычно красивой иллюзией, в судьбе Солженицына стало реальным фактом. И, главное, его успех был вполне заслуженным: уже первые из опубликованных им повестей и рассказов составили веху не только в развитии литературы, но и всей общественно-политической жизни в СССР.

Приковывает и великолепно написанный (уже за границей) последний раздел книги - "Пришло молодцу к концу", где автор рассказывает о самых драматических неделях своей жизни - от публикации первого тома "Архипелага" до высылки из СССР.

Однако совсем иные чувства испытывал я, читая основную часть книги Солженицына. Очень уж многие страницы вызывают здесь не только разочарование, но и досаду за великого писателя, невольно выказывающего неблагородство и мелочность

225

многих своих побуждений, несправедливость и необъективность в оценке людей, столь много сделавших для успеха литературной карьеры Солженицына. Со странным пренебрежением пишет Солженицын об А. Д. Сахарове, которого в другом месте сам же называет великим сыном России и своим другом. Невозможно согласиться и с крайне субъективными и несправедливыми оценками, которые дает Солженицын творчеству Михаила Булгакова, писателя, неожиданный и блистательный (но - посмертный) успех которого во всем мире может лишь радовать всех людей, которым дороги судьбы русской литературы. Я уже не говорю о недостойных намеках Солженицына в адрес тех людей, которых он и вовсе не знает (например, в адрес В. Чалидзе) и которые продолжают вносить посильный вклад в дело борьбы за права человека в нашей стране.

В настоящей статье я буду говорить, однако, лишь о Твардовском. Не знаю, как воспримет книгу Солженицына читатель, лишь понаслышке знакомый с изображенными в ней людьми. Но для меня, хорошо знавшего и дружившего с Твардовским и большинством других редакторов "Нового мира", присутствовавшего иногда на заседаниях его редколлегии, многое в книге Солженицына не только неприемлемо, но и требует ответа.

Солженицын и Твардовский

При всем многообразии людей, которых мы встречаем в книге Солженицына, главными персонажами этой книги являются Твардовский и сам автор мемуаров. Первое знакомство, краткая дружба и затем все более противоречивые отношения великого русского поэта и редактора нашего лучшего литературного журнала А. Т. Твардовского с самым крупным русским прозаиком А. И. Солженицыным - эта тема всегда будет привлекать историков литературы.

А. Твардовский был не только замечательным поэтом и редактором, он был во всех отношениях очень крупным и сложным человеком. На меня он всегда производил впечатление огромного самородка, на котором все бури прошлого времени и удары судьбы оставили заметные следы, не нарушив, однако, цельности его незаурядной натуры.

Солженицын пытается как-то отобразить сложность личности Твардовского не только классика советской поэзии и выда

226

ющегося редактора, но также члена ЦК КПСС, депутата Верховного Совета, секретаря Союза писателей, т. е. своеобразного "босса", чья любовь к русской литературе и безусловная личная честность нередко расходились со столь же искренней верой в идеалы партии и с чувством партийной дисциплины. Твардовский, в изображении Солженицына, это не только большой поэт, человек искренний и добрый, мучительно переживающий невзгоды своего народа и особенно мужика, которым он в сущности и сам оставался всю свою жизнь. Но Твардовский был также, если верить мемуарам Солженицына, и вельможным сановником, литературным "генералом", не только сознающим свою близость к "сильным мира сего", но и дорожащим этой принадлежностью к литературной "элите" и к "верхам" общества. Одной из очевидных задач книги Солженицына является изображение того, как система слепой партийной дисциплины и жестко догматизированной идеологии уродует и калечит даже такую самобытную и большую личность, как личность Твардовского, накладывая отпечаток и на его творчество, и на его поведение. И хотя Солженицын явно преувеличивает трагические противоречия личности Твардовского, для которого советский патриотизм и социалистические убеждения были не чем-то чуждым, но очень важным стимулом его творчества, однако, в этой части своих мемуаров Солженицын порой находится не так уж далеко от истины.