Солженицын. Прощание с мифом

Позднее, в 70-е годы, А. И. Солженицын привез «джамбульский» рентгеновский снимок в Ленинград и попросил одного своего знакомого показать его специалистам. Им оказался известный ленинградский онколог А. И. Раков, который, ознакомившись с рентгеновским снимком, заявил, что подобная опухоль неоперабельна, и больной обречен на смерть (37).

Если опухоль была величиной с «крупный мужской кулак», если она «выпятила и искривила» живот, то ее можно было наблюдать невооруженным глазом. Более того, в таком случае не нужно было специального образования, чтобы заподозрить рак. Однако обоснованный вывод на этот счет мог дать только гистологический анализ опухоли. Между тем, сведения о производстве такого анализа отсутствуют.

Казалось бы, обнаружив у больного подобную опухоль, джамбульские врачи должны были поставить вопрос об операции, но, как писала Н. А. Решетовская о муже, «в Джамбуле ему дали направление в Ташкентский онкологический диспансер» (38). Неужели в джамбульской областной больнице не было хирурга? И почему направление было дано не в столицу Казахской ССР Алма-Ату, а в столицу другой союзной республики — Ташкент?

В первом издании «Теленка» можно прочитать, что узнав о характере своей болезни, Александр Исаевич сообщил об этом Наталье Алексеевне и пригласил ее приехать в Кок-Терек, чтобы проститься с ним, но она даже не откликнулась на его приглашение (39). Комментируя это свидетельство, Н. А. Решетовская заявила, что не только не получала подобного приглашения, но и узнала о самой болезни только летом 1954 г. (40). Более того, по ее словам, в рукописной варианте «Теленка» подобного утверждения не было (41).

Кому же верить? Чтобы ответить на этот вопрос, посмотрим, как солженицынская версия отразилась в первом и последующих изданиях «Теленка»:

1 издание

«По особенностям советской почтовой цензуры никому во вне я не мог крикнуть, позвать: приезжайте, возьмите, спасите мое написанное! Да чужого человека и не позовешь. Друзья — сами по лагерям. Мама — умерла. Жена — не дождалась, вышла за другого; все же я позвал ее проститься, могла б и рукописи забрать, — не приехала» (Солженицын А. И. Бодался теленок с дубом. Paris, 1975. С.8).

Журнальный вариант

«По особенностям советской почтовой цензуры никому во вне я не мог крикнуть, позвать: приезжайте, возьмите, спасите мое написанное! Да чужого человека и не позовешь. Друзья — сами по лагерям. Мама — умерла. Жена — не дождалась, вышла за другого» (Солженицын А. И. Бодался теленок с дубом// Новый мир. 1991. № 6. С.8).

Сопоставление двух приведенных текстов показывает, что после выступления Н. А. Решетовской в печати А. И. Солженицын предпочел исключить из второго издания «Теленка» слова о приглашении Натальи Алексеевны. Это означает только одно — в письме от 12 сентября 1953 г. Александр Исаевич ничего не писал Н. А. Решетовской о своей болезни и не звал ее приехать к нему, чтобы проститься.

Зато 23 ноября 1953 г. он пригласил приехать к нему другого человека:

«Пишу тебе в предположении, что я умру… Если я умру, то этим летом ты обязательно, отбросив всякие помехи, приедешь в Берлик[12]. На Садовой улице, 41, живет врач Николай Иванович Зубов, который заботливо лечил меня во всем течении моих безжалостных болезней. От него ты узнаешь подробности моего последнего года жизни и этим самым как бы повидаешься со мной. Кроме того, ты распорядишься остатками моего имущества, которого наберется больше тысячи…» (42).

Кому же было адресавано это письмо? Оказывается, подруге Натальи Алексеевны по Ростову-на-Дону Ирине Арсеньевой, с которой Александр Исаевич «некоторое время назад стал переписываться» (43).