Разрушение жанра произошло за границей и превращение «Августа» в двухтомное произведение было связано главным образом с дополнением беллитристики публицистикой. Это значит, что примерно с лета-осени 1976 г. начинается трансформация жанра. Романиста А. И. Солженицына начинает оттеснять на второй план А. И. Солженицын-публицист.
Но дело заключалась не только в изменении жанра. «„Август 14“ — пишет А. Л. Янов, — в своей первой редакции был беспощадным, не оставляющим никаких лазеек обличением православной монархии» (57). И разгром армии Самсонова, символизируя поражение царизма, представлял собою прелюдию к февралю 1917 г.
Во второй редакции романа особое место заняли два сюжета, которые полностью отсутствовали первоначально: развитие общественного, прежде всего революционного движения, создающего угрозу существованию монархии, и деятельность возглавляемого П. А. Столыпиным правительства, которое оказалось способным не только разгромить революцию, но и начать плодотворные преобразования. Однако вся его деятельность была перечеркнута роковым выстрелом 1 сентября 1911 г., который имел для России трагические последствия.
Характеризуя вторую редакцию Августа, А. Л. Янов пишет: «В центре ее оказывается
Это подчеркивает и сам А. И. Солженицын: «…К 1905 году, практически так уже было много потеряно, что Россия была накануне гибели. И Столыпин сумел вытянуть Россию из этой бездны и поставить ее на прочный путь развития. Если бы Столыпин не был убит, еще несколько лет этого развития, решительно меняющего всю структуру, социальную структуру государства, не только ее экономику, — и Россию нельзя было бы свалить так легко.
Таким образом, столыпинское отступление в романе понадобилось для того, чтобы соединить сентябрь 1911 г. и февраль 1917 г. Если согласно первоначальному замыслу прелюдией к февралю 1917 г. была августовская катастрофа 1914 г. и судьба монархии в значительной степени решалась на полях Первой мировой войны в борьбе с внешним врагом, то во втором варианте она была предрешена еще до войны внутри страны в борьбе с врагом внутренним. Не сасмоновская трагедия, а выстрел 1 августа 1911 г. стал прелюдией февральской драмы 1917 г.
Уже первый вариант романа привел к сокращению числа стороников писателя. Но он еще оставался почти всеобщим кумиром. Велик был его авторитет и в 1974 г., когда его выслали за границу. Истекшие с тех пор годы характеризовались тем, что круг его поклонников неуклонно сокращался. Этому способствовали и солженицынское «Письмо вождям», и его ястребиные речи, и второй том «Архипелага», и сборник статей «Из-под глыб», и «Теленок», и история с Ф. Арнау и Т. Ржезачем. Но особую роль в этом отношении суждено было сыграть новому изданию «Августа».
По всей видимости, летом 1983 г. у А. И. Солженицына возникла пауза в его работе и он решил, наконец, разобрать ту часть своего архива, которая была вывезена из Москвы В. Одомом. «Да, господа, — пишет он, — только летом 1983 дошли руки распечатать ящики, привезенные из Калифорнии в 1976» (1).
Тогда же с «осени 1983 г.» Александр Исаевич стал погружаться в работу над следующим Узлом «Апрель Семнадцатого» (2), рассматривая его как начало нового, Второго действия «Народоправство», охватывающего «весь Семнадцатый год до осени» (3). «Переход от „Марта Семнадцатого“ к „Апрелю“, — констатировал А. И. Солженицын, — поставил передо мной еще новые задачи, так как едва не зашатался метод Узлов. Кажется, от 18 марта (конец III Узла) до 12 апреля (начало IV Узла) — рукой подать? А сколько событий и оттенков проваливается. Куда? Возникает понятие „Междуузелья“» (4).
В своем интервью парижской газете «Либерасьон» 1 ноября 1983 г. А. И. Солженицын так охарактеризовал итоги и перспективы своей работы над эпопеей: «То, что я сейчас реально уже кончил, это так называемое „Действие первое, Революция“. В него входят три узла: „Август Четырнадцатого“, „Октябрь Шестнадцатого“ и „Март Семнадцатого“. Это я почти кончил» (5). И там же: «Должна бы она дойти до 1922 года, когда все последствия революции уже закованы в железные коллеи, когда социальная динамика кончилась и начинается уже качение по этим жестким рельсам. Но боюсь, что мне жизни не хватит…» (6).