Мгновенный портрет представил характер: спокойный, уравновешенный, умный господин средних лет и среднего роста, держится скромно, с достоинством. Аккуратные усы и стрижка. Никогда не служил, не владеет собственным делом, не знает недостатка в деньгах, перстень или дорогую заколку не носит, скорее всего, живет на процентные бумаги, одевается у хорошего портного, не женат. Взгляд внимательный, изучающий.
– Да-а-а? – спросил он с чуть напевной интонацией.
Ванзаров представился. Господин Сташевский скривил губы.
– Зачем сыскная полиция? – сказал он, прикрыв за собой дверь номера.
– Занимаюсь розыском по убийству Леонида Квицинского, – ответил Ванзаров. – Что можете сообщить по этому вопросу?
Его окинули взглядом, как швейцар оценивает подвыпившего гостя: достаточно у него денег или прогнать в шею.
– Любезный, – подчеркнуто сказал Сташевский, как обращаются к официантам. – Вы уверены, что имеете право задавать мне подобные вопросы?
Такую наглость мог позволить только агент. Причем агент, который понимал свою значимость.
– Полковник Пирамидов предоставил мне особые полномочия, – ответил Ванзаров. – По данному розыску могу допрашивать кого угодно. Желаете пройти в сыск?
Спесь слетела пылью, Сташевский как будто съежился.
– Простите, не знал. Сами понимаете, некоторые щепетильные моменты не позволяют, так сказать, с распахнутым сердцем отвечать на вопросы незнакомого… Так чем могу помочь, господин Ванзаров?
– Что вам известно об убийстве Квицинского.
– А что, Леонид Антонович убит? – спросил Сташевский, как о самом обычном деле.
– Разве вам это неизвестно?
– Откуда мне может быть известно? – последовал мгновенный ответ.
– Потому что вчера Квицинский не пришел на встречу, которая должна была состояться в четыре часа пополудни. Он не опаздывал и не отменял назначенных встреч.
– А почему полагаете, что у нас была назначена встреча? – не отступал Сташевский.
– Потому что вы его агент, который присматривал за медиумическим кружком господина Стано, – ответил Ванзаров, почти не блефуя. Он вспомнил, где видел эту фамилию: в списке членов кружка. И теперь узнал последнее сокращение из записной книжки Квицинского.
Мышцы на лице Сташевского дрогнули, он напряженно хмыкнул.
– Прошу вас, тише… У стен могут быть уши. Мне не нужны неприятности. Это вам Леонид Антонович открыл мое, так сказать, положение?
– Из других источников, – ответил Ванзаров. – Так что вам известно про убийство?
Месье агент только плечами пожал.
– Решительно ничего. Узнал от вас в эту минуту. Очень жаль, что Леонида Антоновича больше нет… Умнейший был человек…
– Настолько умный, что застрелил своего приятеля, барона Штальберга, чтобы получить в любовницы его жену?
– Нет-нет, вы ошибаетесь, – не слишком уверенно стал оправдываться Сташевский, озираясь по сторонам, будто призрак убитого барона преследовал повсюду. – Это нелепая, глупая случайность…
– Случайность выдать заседание спиритического кружка за революционный?
– Это не я, поверьте, я тут ни при чем.
– Случайность не явиться, когда нагрянула охранка, а Квицинский застрелил барона?
Сташевский нервно повел усами.
– Господин Ванзаров, что вам нужно от меня?
– Зачем сообщили Раде, кто убил ее мужа?
Вопрос не вызвал ни удивления, ни робости.
– Моя ошибка, – ответил Сташевский, понурив голову. – Большая ошибка. Дернуло же за язык сказать правду… Подумал, что Рада должна знать. Проклятая порядочность… Такая глупость вышла…
– Помогали Квицинскому подготовить приезд месье Гузика?
В ответ ему покачали головой.
– Леонид Антонович все делал сам… Обещал сеанс в кружке…
Дверь номера приоткрылась, в щель просунулась голова молодого человека, неплохо подстриженная, с модными усиками. Заметив Ванзарова, юноша что-то пробормотал и скрылся.
– Ваш сын?
Забегав глазками, Сташевский натужно заулыбался.
– Надеюсь, вы человек широких взглядов и не станете осуждать слабости других, так сказать. Я могу рассчитывать на вашу деликатность, так сказать?
Намек был слишком прозрачным.
Ванзаров приказал Сташевскому не покидать столицу без его ведома. А если месье что-то вспомнит имеющее отношение к Квицинскому, пусть сразу сообщит в сыскную. Здесь неподалеку…
С детства Ванзаров воспитывал себя в спартанском духе. Зимой обливался ледяной водой под испуганным взглядом матери. Летом терпел жару и не пил воду. Осенью ходил без зонта под проливными дождями, а весной не обращал внимания на барышень, которые с марта по май казались особо привлекательными. Он считал, что, испытывая невзгоды, настоящий философ, ну или почти настоящий, закаляет волю и обучается смотреть на трудности жизни, как на смену времен года. Ванзаров нарочно отказывал себе в том, что ему больше всего хотелось, и надеялся, что за годы усердной дрессировки достиг немалых успехов. Ну а досадные срывы, когда желания оказывались сильнее воли и долга, списывал на исключения, какие бывают в любом правиле.