— Вы дадите нам знать, если будут хоть какие-то подвижки? — спросил Макдональд. Его голос прямо сочился фальшивой тревогой, поддельным сочувствием. — Я постоянно молюсь за миссис Хонимен.
Инспектор последовал за Эдвардом.
— Я ни единому слову не поверил, — произнес он, едва они вышли на улицу. — Он знает куда больше, чем говорит. А вы?
— Не совсем в этом уверен, — признался мистер Мун. — Это последнее откровение, признаюсь, было неожиданным.
— А что это за чушь насчет таблички?
— Колридж, — загадочно улыбнулся Эдвард.
— Это имеет какое-то значение?
— Вы любите поэзию, инспектор?
— Со школы ни строчки не читал.
— Тогда сегодня вы получили один ценный урок.
— Какой?
— Читать надо больше.
В тот же вечер, убаюканный ритмическим похрапыванием супруги, уже почти засыпая, инспектор Мерривезер придумает замечательное возражение. Но он поймет, что уже поздно, повернется на бок и погрузится в сладостный сон.
— Вы узнали цветок под распятием? — возбужденно поинтересовался мистер Мун.
— Он показался мне совершенно непримечательным.
— Мы видели тот же знак на фургоне Человека-Мухи.
Мерривезер пожал плечами.
— Может, совпадение? — Он осмотрелся по сторонам — Кроме того, вы ни о ком не забыли?
— О ком это?
— О Сомнамбулисте.
Мистер Скимпол с превеликим сожалением отодвинул в сторону четвертую чашку, выпитую им с тех пор, как он покинул штаб-квартиру Директората. Звяканье ее фарфорового донышка о блюдечко представилось альбиносу одним из небольших, но совершенных удовольствий. Звук сей порождал в душе неопределимое чувство уюта, в нем было что-то успокаивающее, теплое и истинно британское.
— Вы уверены, что не знаете, когда он вернется?
Миссис Гроссмит еле справилась с глубоко нехарактерным для нее порывом выплеснуть в крике ярость и возмущение. Отчасти виной тому послужило доводящее до бешенства общество мистера Скимпола, а кроме того, ее одолевала с трудом сдерживаемая усталость. Экономку вымотала извечная необходимость повиноваться капризам несносных мужчин. Она взяла себя в руки.
— Нет, — ответила она, пытаясь не выказать раздражения. — Я понятия не имею, дома ли мистер Мун и когда он вообще изволит заявиться. Мистер Мун вполне способен исчезнуть без предупреждения на несколько дней, а то и недель. Однажды, когда он расследовал дело того Горбуна, я вообще не видела его дома большую часть года.
После утренних неприятностей Скимпол собирался перекинуться парой слов с иллюзионистом, однако обнаружил лишь полное его отсутствие. В такие времена он жалел о сдержанном обещании не висеть на хвосте у подопечного.
— Еще чая? — поинтересовалась миссис Гроссмит, втайне надеясь услышать отказ.
Скимпол отказался, и экономка тут же просияла.
— Я не слишком злоупотребляю вашим гостеприимством?
— Вовсе нет. — Улыбка домоправительницы, хотя и натянутая, по-прежнему не сходила с ее лица. Странно подумать, некогда бледноволосый коротышка в пенсне являлся для нее олицетворением угрозы.
Альбинос скорбно вздохнул и поудобнее устроился в кресле.
— Я передумал. По здравому размышлению, я решил выпить еще чашечку. Могу ли я…
— Конечно, — устало произнесла миссис Гроссмит. Сделав очередной глоток, Скимпол пробормотал:
— Я чуть не погиб сегодня.
— То есть? — спросила экономка с откровенной заинтересованностью. — Как это?
Альбинос не успел ответить, поскольку в гостиную заглянул Артур Бардж.
— Все еще здесь?
— Сам видишь.
— Я хотел взять миссис Гро прогуляться в город. Малость поухаживать за ней. Думаю, она заслужила. Мы оба люди бывалые, мистер Скимпол. Уверен, что вы меня понимаете.
— Не совсем.
— Одному богу ведомо, придет ли Мун сегодня вечером. Будь я на вашем месте, я бы отправился домой.
Скимпол неохотно поднялся.
— Тогда я пошел.
— Я скажу ему, что вы приходили, — заверила его миссис Гроссмит.
— Первым делом я навещу вас завтра утром. Мне необходимо поговорить с ним.
Бардж проводил гостя до дверей.
— Тогда мы еще увидимся. Я позабочусь об этом.
Лишь только альбинос покинул гостиную, а дверь едва успела захлопнуться у него за спиной, помещение наполнилось криками и сладострастными стонами. Подобные звуки, исторгаемые двумя пожилыми людьми, почему-то сильно коробили слух Скимпола. Он закатил глаза и отправился восвояси.
Дом его, как выяснилось, располагался в Уимблдоне. От роскоши покинутого отеля жилище сотрудника Директората отделял целый час пути и целый мир жизни.
В отличие от мистера Дэдлока, Скимпол никогда не считал себя обаятельным или властным джентльменом. Человек со шрамом любил рисоваться, он окутывал свою работу дымкой экзотичности и восхитительной тайны, альбинос же был счастлив и даже горд выглядеть тем, кем он и являлся на самом деле — государственным служащим, причем чертовски хорошим. Его коллега важно ступал по земле, словно представлял собой величайшую личность на свете, а Скимпол всегда оставался доволен собственной жизнью, полной спокойного чувства долга и рутинной работы. И неважно, если в понятие долга и рутинной работы включались поджоги, шантаж, шпионаж, а также оплачиваемые государством убийства.