Мысленное различие может быть либо между субстанцией и атрибутом, либо между атрибутами и субстанцией. При этом мы не можем представить это различие в реальности, так как невозможно представить ни субстанцию без данного атрибута, ни атрибут без субстанции. Такое различие не подразумевает реального разделения и проводится исключительно в мышлении.
63. На каком основании мышление и протяженность могут отчетливо познаваться как образующие природу ума и тела
Мышление и протяженность могут рассматриваться как образующие природу мыслящей и телесной субстанций, и тогда они должны восприниматься не иначе как, с одной стороны, сама мыслящая субстанция, а с другой — как субстанция протяженная, т. е. как ум и тело; на таком основании они мыслятся в высшей степени ясно и отчетливо. При этом нам даже легче помыслить протяженную или мыслящую субстанцию, чем субстанцию саму по себе, когда мы опускаем признаки мышления или протяженности. Ведь имеется некая трудность в абстрагировании понятия субстанции от понятий мышления или протяженности, кои, следовательно, отличны лишь от самого разума; при этом понятие субстанции становится отчетливее не оттого, что мы охватываем им меньшее содержание, но лишь оттого, что мы более четко отделяем выражаемое в нем содержание от всего остального.
Декарт считает, что мышление и протяженность образуют природу тела и ума, потому что мыслятся в высшей степени отчетливо как мыслящая субстанция и субстанция протяженная.
64. На каком основании они познаются и как модусы субстанции
Мышление и протяженность допустимо рассматривать и как модусы субстанции, а именно поскольку один и тот же ум может иметь множество различных мыслей; точно так же одно и то же тело, сохраняя одну и ту же свою количественную характеристику, может обладать множеством различных модусов протяженности: то оно более протяженно в длину, чем в ширину и глубину, то наоборот. В таких случаях мышление и протяженность отличны от субстанции модально и могут быть постигнуты не менее ясно и отчетливо, чем она сама: только они рассматриваются тогда не как субстанции, или некие вещи, отдельные от других, но всего лишь как модусы вещей. Тем самым, рассматривая их в связи с субстанциями, модусами коих они являются, мы отличаем их от этих субстанций и признаем их тем, что они и есть на самом деле. И наоборот, если бы мы пожелали рассмотреть их отдельно от субстанций, коим они присущи, мы тем самым признали бы их сущими вещами и смешали бы идеи модуса и субстанции.
Сказанное в предыдущем тезисе не исключает того, что мышление и протяженность можно рассматривать и как модусы или атрибуты субстанций. Ведь ум может быть понят и сам по себе, как субстанция, и как проявление множества мыслей, и тогда он должен истолковываться как модус субстанции. Также и тело, понятое само по себе как субстанция, раскрывается в разных качествах и характеристиках и тогда истолковывается как модус материальной субстанции.
65. На каком основании должны познаваться также их модусы
На том же основании мы прекрасно постигаем различные модусы мышления — такие как разумение, воображение, воспоминание, воление и т. д., а также различные модусы протяженности или присущие ей свойства — такие как все виды фигур, расположение частей и их движение, если рассматриваем их лишь как модусы вещей, коим они присущи; что же до движения, если мыслить только о перемещении и о влияющей на это перемещение силе (каковую я попытаюсь объяснить в своем месте), то здесь мы этого не исследуем.
Все разнообразные проявления мышления и протяженных тел Декарт понимает как модусы.
66. На каком основании ясно познаются ощущения, аффекты и вожделения, хотя часто мы судим о них превратно
Остается рассмотреть ощущения, аффекты и вожделения, кои, безусловно, могут тоже ясно восприниматься, если мы будем всячески избегать выносить о них суждение более широкое, чем то, на которое нам дает право точное содержание нашего восприятия и которое мы внутренне осознаем. Однако весьма затруднительно соблюдать эту точность, по крайней мере в отношении ощущений, ибо нет никого из нас, кто бы с младенчества не полагал, будто все, что он ощущает, представляет собой некие вещи, существующие вне его ума и совершенно подобные его ощущениям, т. е. тем их восприятиям, кои он получил. Таким образом, видя, к примеру, какой-либо цвет, мы считаем, что видим некую расположенную вне нас вещь, совершенно подобную той идее цвета, каковую мы в тот момент получили; в силу привычки к такому суждению мы полагаем, что видим достаточно ясно и отчетливо, чтобы считать наше ощущение достоверным и несомненным.