Подругу я тоже не видела всё это время. С Аней мы лишь созванивались, и она рассказывала мне о своей весёлой студенческой жизни, о новых знакомых, о приглянувшемся ей парне. Расспрашивала меня о Люцие – я сказала ей, что он уехал домой, в Италию. Но иногда звонит. Подруга грустно вздыхала, говоря, что я слишком скромная и нужно быть хотя бы немного настойчивее. Уехала бы с ним и жила в своё удовольствие где-нибудь под тёплым небом Сицилии. Если бы она знала, как всё на самом деле!.. Но я не могла рассказать ей об этом! Нет, нет, нельзя об этом никому говорить!
По окончанию пар я вышла из университета и побрела по мокрой листве через парк. Погода испортилась окончательно: ураганный ветер трепал деревья, дождь усилился и теперь вода бежала по тротуару, унося с собою жёлтые листочки. Подняв воротник пальто, я прибежала на остановку, запрыгнула в автобус и села у окна, чувствуя, что моё пальто промокло насквозь. Холодно, мокро, тоскливо…
Доехав до конечной, я неохотно вышла из автобуса. Дождь по-прежнему идёт, ветер воет так, что кажется, сорвет крыши. В свете фонарей капли были похожи на новогодний елочный дождик – также блестели и дрожали на ветру. Но внезапно улица погрузилась во мрак. Наверное, провода оборвало упавшей веткой. Теперь все выходные не будет электричества!..
В полной темноте я слышала лишь вой ветра и звук моих шагов по лужам, а дойдя домой была мокрая с ног до головы. Сняла пальто, повесила его сушиться, разделась догола и кинула вещи в стирку. Даже бельё мокрое! Замотавшись в полотенце, включила воду, чтобы набрать себе ванну, и поднялась в спальню. Одно из окон в ней было распахнуто настежь, а занавески ветром вытянуло на улицу и теперь с них стекла вода.
– Какая прелесть! – недовольно пробормотала я. Закрыла окно, взяла тёплую одежду и, спустившись вниз, растопила печь. Зажгла свечу и, войдя в ванную, погрузилась в теплую воду.
«Хорошо, что завтра никуда не нужно идти! Погода совсем не прогулочная, и вещи высохнуть не успеют…» – думала я.
Прислушиваясь к тому, как ветер завывает за окном, я поежилась и почувствовала, как по щекам текут слёзы. Было сложно понять амальгаму моих эмоций – казалось, всё существующее во мне смешалось в единый сплав, сжалось в плотный шар неизвестного металла. И этот шар теперь был над сердцем, он мешал дышать и трезво мыслить. Все мои попытки разобрать его на составляющие разбивались о непробиваемую поверхность.
Что же в нём? Грусть от того, что Люций ушёл? Страх больше его не увидеть? Радость от встречи?.. Было всё это, и ещё другие, непонятные мне чувства. Мне казалось, что я перестала понимать сама себя. Это меня совсем не радовало, ведь что бы стало легче, я должна разобраться в себе…
Дрожа от холода, я вышла из ванной и оделась. Заварила себе чай с ромашкой, взяла зажженную свечу и ушла в спальню. Мне хотелось забраться под одеяло, и не выбираться из постели все выходные – сейчас это была самая огромная радость для меня.
Взглянув на окно, я заметила, что в спальне летает около десятка ночных бабочек – видимо, они залетели сюда, спасаясь от непогоды. Ну и ладно, пусть сидят себе…
Я спряталась под одеяло с головой, поглядывая сквозь небольшую щель на горящую свечу. Мотыльки порхали вокруг неё, подлетая к пламени так близко, что крылышки их должны были вот-вот обжечься, а бедное насекомое погибнуть печальной смертью. Они были так похожи на людей, которые готовы рисковать жизнью, лишь бы только почувствовать жар живого огня, почувствовать тепло настоящей, искренней любви – вечной и бескорыстной. Так трогательно они доверялись ему, восхищаясь красотой этого пламенного цветка…
Вдруг одна бабочка нырнула в огонь, вспыхнув при этом, как сухая трава, и упала. Я выбралась из-под одеяла и подобралась ближе к свече. Странно, не думала, что они сгорают ТАК. Там, на столе, лежал кусок обугленной бумаги в форме мотылька. На нем я заметила следы, похожие на написанные чернилами буквы. Так горят рукописи – на сожженных листах остаются надписи и чернильные рисунки…
Я наклонилась поближе к золе, стараясь рассмотреть, что напоминает вязь на ней, и рассмотрела слова, похожие на заклинания: «Iterum revertar», «Spero», «Sancti»… Были на ней ещё слова, но прочесть их было невозможно – бабочка рассыпалась, и от неё осталась только горстка пепла. Осторожно поймав живого мотылька, я, приоткрыв ладони, посмотрела на его крылья. На первый взгляд обычная ночная бабочка, невзрачная и серая. Однако при более внимательном осмотре я заметила, что среди её орнаментов тоже слабо видны буквы. Я поднесла руки ближе к свету и открыла ладони. Бабочка неспешно проползла по моей руке со сложенными крылышками, затем расправила их и упорхнула, сев на потолок прямо надо мной. Моё же любопытство лишь усилилось – я включила фонарик и залезла на стол, подобравшись ближе к насекомому. Просто необходимо проверить, что написано на мотыльках! Мне удалось разобрать лишь четыре слова, остальные были не полностью видны:
«scintillam», «creates», «ignis», «diligitis».