Сомнительная версия (Повести и рассказы)

— Да, уже почти год, как я не у дел, — посмотрел он с мрачной иронией на меня. — Но твои одесские коллеги пока о сем не знают и никто меня не тревожит. Пробавлялся халтурами, чертил студентам проекты, ездил с шабашниками в совхоз… На всякий случай у меня и справка есть. Но дело не в том: опасения матери, что меня могут обвинить в тунеядстве, — чепуха. Главное, что я болен, болен захватившей меня идеей. Счастлив или несчастлив я — не знаю сам. Мы замечаем в себе только то, что требует сознательного усилия. Здоровяк от рождения не чувствует в себе своей природной силы, она для него естественна. Мы замечаем не свои способности, а скорее, недостатки в тех или иных способностях и до поры до времени пребываем в слепоте… А тут, поверишь ли, я не считался со своим временем, чертил по ночам, извел на расчеты десятки тетрадей. Это был какой-то угар, я чувствовал себя самым счастливым человеком. Даже во сне я видел разные схемы, сплетение трубопроводов, установки… А потом, когда дело дошло до конкретного воплощения, я зашел в тупик. Ткнулся в одну, другую инстанцию — слушали меня без особого энтузиазма и в конце концов стали смотреть как на одержимого, чудика. Тогда я решил сам построить установку. Но где достать материалы, оборудование? Нужны немалые деньги! Я был озлоблен как черт, готов на все, лишь бы доказать свою правоту.

— И сколько же надо было денег?

— Смотря по тому, где и как доставать все необходимое, — протянул он и ухмыльнулся. — Думаешь, меня могли смутить какие-то формальности, если б предложили хоть в треть цены датчики, насосы, автоматические клапаны?.. Тогда мне было не до страхов. Я же не дачу строил на Шестнадцатой станции, как наш сосед по лестничной площадке, директор конторы вторсырья дядя Митя. Когда речь идет об общественно полезной идее — цель оправдывает средства.

— Ну, тут позволь не согласиться с тобой.

— Позволяю, — кивнул он. — Было бы неестественно, кощунственно даже, если бы ты думал иначе.

— Так ты построил установку или нет?

— Дальше слушай: еду из Киева, настроение собачье, обивал впустую четыре дня пороги в Госстрое, и тут встречается в поезде случайно один человек… Нет проблем, говорит, настоящие одесситы должны помогать друг другу. Вы делаете нам маленькое одолжение, а мы вам.

— Ты согласился?

— Конечно же.

— Но…

— Никаких но! Деловой мужик. Он знаешь кто? Главный инженер мясокомбината. Словом, у них смонтировали четыре кондиционера семь лет назад, но плохо работают, не держат режима. Надо довести до ума. Он согласен достать все необходимое для моего стенда, если я, в свою очередь, им помогу. Заключаю договор. Чтоб проще выплатить кругленькую сумму, надо оформить по меньшей мере двоих. Я и взял паспорт мамаши, вписал ее тоже в договор. Она конечно же ничего не знает. В общем, стенд я смонтировал, достал датчики. Могу продемонстрировать завтра же — все работает по моей схеме идеально. Дожидаюсь теперь из Киева одного крупного специалиста, обещал на той неделе приехать, а пока ловлю бычков, пытаюсь расслабиться. Если удастся его убедить…

— Но у тебя ведь могут быть неприятности из-за фиктивной…

— А, плевать… Кто до этого докопается!.. Систему я им отладил, составил соответствующий акт. Какие могут быть претензии?

— При проверке финансовой дисциплины… Ты кем оформлял Ксению Петровну?

— Слесарем пятого разряда.

— Ну вот, пенсионерка, да еще слесарь. А директор с тебя не требовал ничего?

— Посидели в ресторане, провели вечерок… Да что ты к нему прицепился, дело не в нем: главное — все сдвинулось с мертвой точки. Докажу окаянным бюрократам, кто прав…

Он говорил с такой неподдельной искренностью, что не верить ему было трудно. И если в середине разговора во мне еще не рассеялось подозрение, то теперь я даже проникся сочувствием к Косте. Но я должен посмотреть эту установку. Собецкий хоть сейчас готов был ехать на другой конец города, лишь бы показать ее мне. Что и говорить, энтузиазма ему не занимать, характер его почти не изменился; мелкая авантюра, из-за которой он шел на риск в важном для себя деле, но не чувствовал угрызений совести, — это в его натуре. «Но на преступление он все же не способен», — думал я. У меня словно свалился камень с сердца. Ведь для того, что совершил мнимый Белорыбицын, нужны хоть и замаскированный, но глубокий цинизм, некая патология души и ненасытная алчность, а Костя по-прежнему мог довольствоваться малым, одет кое-как; последние годы вел целомудренную, почти затворническую жизнь и не особо следил за своей внешностью. Эти разбитые сандалии, дешевая выгоревшая рубаха, застиранные чесучовые китайские брюки, которые он таскал, наверное, уже пять лет. В квартире у Собецких была вся та же старая мебель, на стенах поблекшие, в пятнах обои; краска потрескалась, облупилась на подоконниках, на дверях…