Сомнительное развлечение

— Когда мы гостили у них, брат сказал Валентину Семеновичу, что продает тебе разные органы. Валентин Семенович его долго обо всем расспрашивал, узнавал, как это делается, много ли можно на этом заработать. Он напоил брата, а Вильгельм, когда напьется, все рассказывает. Поэтому он никогда не пьет с посторонними.

— Я был очень зол на Валентина Семеновича? Говорил, что убью его?

— Не помню… Ты только меня ударил, а я заплакала, так как ни в чем не была виновата. Просто подслушала их разговор.

— Хорошо, опиши мне, что происходило в последние дни, перед тем, как я исчез?

— Ты сказал, что болен, что скоро умрешь, если не подыщешь себе новое тело. И потом, ты сердился, как складываются дела. Тебя заставляют зарабатывать деньги на твоем даре, твоих знаниях, и все эти деньги у тебя забирают. Ты сказал, что тебе надоела такая жизнь. Я плакала и умоляла не бросать меня. И тогда ты предупредил, что подыщешь себе новое тело, вселишься в него, и таким предстанешь передо мной — сильным, красивым и богатым. А потом и мне поможешь стать такой, какой я должна была появиться при рождении, если бы не вмешались силы хаоса. Все дни, пока тебя не было, я приходила сюда и ждала. Я пряталась от того маленького человечка, потому что ты не мог им быть. Ведь прежний Бруно предупредил, что сердце мне подскажет, в каком новом теле ты явишься. И сегодня утром я поняла… А ты не хочешь со мной… меня… потому что… потому что мне дано такое наказание… — и Александр ударил сам себя в низ живота.

— Я бы не назвал это наказанием, — возразил Родион.

— Как ты не понимаешь? — лицо у Сашки пылало, — Вот ты родился с телом и душой мужчины, но если бы только в одном месте, понимаешь, в одном, ты был бы как женщина? А вот я — наоборот…

— Может, ты прав, — задумчиво произнес Родион. — Мир не делится на мужчин и женщин. Мир делится на тех, кто имеет, и кого имеют. Причем половые признаки тут не играют никакой роли.

Послышались глухие удары. Александр встрепенулся. Род посмотрел на часы.

— Пора, — сказал он. — Приехал наш маленький сыщик. Он отвезет нас к твоему брату.

— Зачем? Брат не знает, что я и Бруно… Что я и ты…

— И незачем ему знать о том, что между нами произошло, — охотно согласился Родион. — Я только хочу задать ему один единственный вопрос.

— Какой?

— С какой стати Бруно Ковальский решил выбрать себе новое обличье? Ведь что такое обличье? В наше время не обязательно менять для этого морду лица. Достаточно переклеить фотографии на документах. А я знаю одного самоубийцу, чьи документы куда-то исчезли. Такие дела.

— Послушай, хочу спросить про Бруно… ну, то есть, про самого себя… Я зарабатывал большие деньги на всем этом барахле? — спросил Родион у юноши, когда они возвращались в город.

— Конечно. Не знаю, как во всем мире, но на этом континенте ты — лучший. Только у Бруно можно было найти то, что необходимо и белым, и черным магам, и друидам, и солнечным тамплиерам… Правда, я начинаю сомневаться, тот ли ты Бруно, которого я знала, — заметил Сашка.

— Когда я учился в школе, — мечтательно произнес Родион, — в биологическом кабинете стояла банка с заспиртованным органом, не помню уже каким. Спирт мы с пацанами выпили, и учебное пособие испортилось. А надо было, наверное загнать за большие деньги и уже деньги пропить.

— Важно ведь не просто кусок чего-то, — презрительно пояснил юноша. — Главное, чей он, откуда и когда взят, как сохранен. Как корешки и травы для примитивного знахарства надо собирать в определенное время и в определенном месте, так и то, чем занимался Бруно, требует особых знаний. Скажем, сердце самоубийцы нужно брать на девятые сутки, если они совпали с полнолунием, и филин в эту ночь кричал два раза…

— Что за чушь, — вырвалось у Родиона.

— Этим знаниям тысячи лет, они собраны со всех уголков света. Кто и что будет знать через какую-нибудь сотню лет про шампунь «Хед энд Шолдерс» компании «Проктор энд Гэмбел»? А знания, которые, скажем, донес до нас Парацельс, существовали и в Древнем Египте, и в античной Европе, и у диких племен Африки, и у арабов и цыган.

— А чего он до нас донес? — поинтересовался маленький сыщик, который до этого молчал и лишь изредка отрывался от дороги и озадаченно поглядывал через плечо то на Родиона, то на Сашку.

— Каждая сотворенная вещь имеет два тела — одно видимое, а другое — эфирное. Видимое тело — оболочка, или мумия. Эфирное — вечное, оно не распадается со смертью. Обе субстанции связаны друг с другом, зависят одна от другой. Парацельс учил: «Все, что составляет жизнь, содержится в мумии, и, наделяя что-либо мумией, мы наделяем его жизнью». Вот в чем секрет талисманов и амулетов. Мумии субстанций, из которых они состоят, служат каналами между лицом, их носящим, и жизненной силой, которой они принадлежали. И чем выше жизненная сила, которой принадлежала мумия, тем сильнее амулет. Ведь и современная медицина использует древние знания. Скажем, жизненная сила растения. С чем у вас ассоциируется ромашка? Я имею ввиду не форму цветка и количество лепестков. А астральное тело, эфир. Что-то светлое, нежное, верно?