Сомнительные ценности

— Прости меня, Катриона. Я не хотел, чтобы тебе было больно, и никогда не захочу. Просто я вдруг очень рассердился. — Хэмиш попытался было ее обнять, но ее оборонительная поза мешала ему, и он отступил. — Все дело в том, что последние дни я постоянно о тебе думаю. — Он затряс головой, как будто стряхивая дурман. — Ты все время передо мной: и когда я пытаюсь работать, и когда говорю с Линдой, и когда еду в машине. Даже когда мы проводили день с Максом, я то и дело ловил себя на том, что гадаю: где ты, что делаешь, что чувствуешь. Это невероятно! — Он коротко рассмеялся. Наверно, ты меня приворожила.

Катриона не знала, что сказать. Все выглядело чересчур неправдоподобно. Они сидели здесь, в тесной кабине грузовика, среди продуваемых ветром холмов, где-то совсем рядом шли скачки, и этот человек, ворочающий миллионами фунтов, человек, от которого зависели работа и благосостояние тысяч людей, вдруг заговорил о колдовстве.

— Что ты имеешь в виду? — с подчеркнутым недоумением спросила она. — Заклинания, заговоры, любовные напитки, черных кошек и ведьм на метле?

— Это не шутка, — хрипло произнес он. — Ты очень красивая девушка, Катриона.

— Спасибо, — спокойно ответила она, осмеливаясь, наконец, разжать руки и опустить ноги на пол. — Однако ты заставляешь меня сомневаться, так ли уж это хорошо. Мне очень жаль, если я не настолько безумно сексуальна, как тебе бы хотелось, Хэмиш, но в одном уверена твердо — я не ведьма. — Она встала.

— Что такое? Ты же не уходишь?..

Катриона пришла к выводу, что сегодняшнее поведение Хэмиша объясняется тем, что он пьян. Странно видеть его, всегда такого собранного, властного, умеющего владеть собой, ослабевшим и выбитым из колеи под влиянием собственной неумеренности. Наклонившись, она дружески погладила его по щеке.

— Если ты не возражаешь, я пойду, Хэмиш. Извини, что сегодня не оправдала твоих надежд.

— Но мы еще не договорились о следующей встрече, — напомнил он. — В пятницу вечером Линда идет на показ мод. Если тебе не нравятся экстравагантные убежища, то как насчет того, чтобы я пришел к тебе?

— Дело в том, что я тоже иду на это шоу, — извиняющимся тоном призналась Катриона. — Линда прислала мне приглашение.

— Да плюнь ты на него, ради Бога! Неужели не можешь придумать какую-нибудь отговорку? Скажи, что больна или тебе нужно срочно уехать.

Катриона колебалась. После сегодняшней сцены она не была уверена, захочется ли ей когда-нибудь снова с ним встречаться.

— Я дам тебе знать, — наконец сказала она. — Куда я могу тебе позвонить?

Снаружи донесся рев толпы, означавший окончание четвертого заезда. Хэмиш встал, привел себя в порядок, достал из внутреннего кармана использованный конверт, ручку и что-то на нем нацарапал.

— Это номер моего мобильного телефона, — уже гораздо более трезвым голосом произнес он. — Обычно я нахожусь в машине от половины восьмого до восьми утра, перед ленчем и иногда вечером. Если ответит кто-нибудь другой, не я, ничего не говори, клади трубку. Никто ничего не заподозрит: на этой линии часто бывают неправильные соединения.

— Хорошо, я позвоню, — кивнула Катриона, глядя, как он засовывает конверт в карман ее пальто, и радуясь тому, что сейчас сможет уйти.

— Лучше просто будь дома в пятницу, — настаивал Хэмиш, — иначе я за себя не ручаюсь!

— Ты идешь? — спросила Катриона. — Скоро начнется следующий заезд.

Встряхнув головой, он обнял ее за шею, привлек к себе и наградил поцелуем, отозвавшимся слабым эхом их былой нежности и страсти.

— Иди, — торопливо прошептал он. — Встретимся возле «рейндж-ровера». Но только я не хочу больше видеть этого твоего «приятеля»!

— Думаю, он уже об этом догадался, — сухо заметила Катриона. — Если меня там не будет, когда ты подойдешь, не беспокойся. Я не собираюсь уходить ни с ним, ни с кем-либо другим. Я хочу уехать домой, я замерзла.

Выйдя из кабины, она внимательно огляделась, прежде чем спуститься вниз. Там по-прежнему сновали конюхи и жокеи, некоторые из них бросили на нее удивленные взгляды, но не было никаких признаков того, что кто-то из них имеет отношение к фургону, из которого она выходила. Торопливо, почти бегом, Катриона поспешила прочь, но не в ту сторону, где виднелось скопление людей, а к тому месту, где она оставила машину. Она немного сердилась и бранила себя за малодушие, однако чувство неуверенности, на которое жаловалась матери, разрослось до пределов настоящей болезни. Не хотелось больше ни шампанского, ни изысканных яств; не хотелось видеть ни ревнивого Хэмиша, ни улыбающегося обольстителя Андро; ей надоело смотреть на кокетничающую Линду и на молчаливого Брюса с похотливым блеском в глазах. Из всех людей, которые присутствовали там под хмурым оком бдительного Минто, только Фелисити, по мнению Катрионы, была такой, какой казалась на первый взгляд — прямой, честной, доброй и приветливой. Но только одна среди такого множества людей — разве этого достаточно?

— Мама права, — бормотала себе под нос Катриона, вставляя ключ в зажигание. — Я подхватила СДО, причем в очень тяжелой форме.