Сомниум

На его стороне было преимущество. Он так поступил, потому что уже знал, что вряд ли победит меня стоя. Противник оседлал меня и, выкинув правую руку вперед, кулаком засадил в нос. От его левого удара я уклонился, переместившись по асфальту. Я согнул ноги в коленях и, резко приподнявшись, ударил головой о его лицо. Он подался вперед и, захватив мою голову обеими руками, ударил ею об асфальт.

— И что теперь ты будешь делать? — прошипел он, плотно зажав мою голову на весу.

Мне удалось упереться ногой в его живот, и, со всей силы рванув руками, я перекинул его через себя. Ярость охватила мой рассудок и распространилась по мышцам. Забыв о том, что есть еще двое, я подскочил к распластавшемуся на земле человеку и начал избивать его ногами.

— Остановись, — донесся до меня его крик будто издалека.

Я не слушал его. Он попытался встать. Но я навалился сверху и продолжил наносить удар за ударом. Сквозь мутную пелену я различал приближающиеся голоса людей. Вдруг кто-то оглушил меня, и я упал на землю. Мир начал двоится, и свет одного из эйрскринов каким-то странным образом застлал мне глаза. Холодный синий свет струился прямо на меня. Он был бесконечен…

Я увидел свое отражение и почувствовал, как меня куда-то тащат по земле. Мне было все равно. Я купался в электрическом свете.

* * *

Головная боль обручем сжимала виски.

Я внезапно очнулся в своей комнате, и первое, что почувствовал, — это давящая боль. Мне не хватало воздуха, и я сделал глубокий вдох. Через несколько мгновений начало приходить осознание действительности. И оно, сперва окатив меня ледяной струей, высокой волной накрыло под своей тяжестью.

На скорости гоночных аэро мысли проносились в голове. Абсолютно не связанные друг с другом, они преследуют меня каждое утро с тех пор, как я оказался на свободе. Я не могу остановить их ход и продолжаю участвовать в бессмысленной погоне за ненужной информацией. Поворачиваюсь на другой бок, сжимаю голову руками, но поток сознания еще сильнее сжимает виски.

Блики света от пролетающих аэро изредка озаряли темноту, пробегая по стенам комнаты. Я просто лежал в темноте, изучая свою боль. Теперь я глубоко вошел в ее недра, и там, на дне, обнаружил лишь пустоту и холод. Все это время я тешил себя иллюзиями, которые наполняли мою жизнь бессмысленным смыслом. После случая в метро у меня больше не осталось сомнений. Наконец я смог признаться себе в том, что уже давно скучаю по Эль-Пасо.

Я встал. Слабость в теле сковывала движения. Я пошел в направлении окна — вместо горячего песка гладкий пол с подогревом. Я на минуту закрыл глаза; ощущение сводного падения с высоты и тишина… сквозь мутную пелену выявлялись очертания знакомых предметов, которые напоминали о постылой действительности. Состояние, близкое к обмороку, но я продолжал идти — еще несколько шагов, и я открою окно и посмотрю на восход…

В лицо повеяло утренней прохладой. Вдалеке занималась заря. Над тенью горизонта узкой розовой полосой протянулся пояс Венеры, а пепельное небо над ним застыло в нерешительности. Воздух был свеж и напряжен в ожидании восхода солнца. Я представил себя на берегу, а всего остального, что составляло городской ландшафт, нарочно попытался не заметить.

Головная боль по-прежнему сжимала в тиски. Я опустился на пол, прислонился к стене и не мог пошевелиться. Возможно, я забылся на какое-то время. В голове не промелькнуло ни одной мысли до того, как послышался знакомый голос.

— Ну и что ты натворил, Эрон?

Я открыл глаза. Передо мной стоял Тодд Макмиллан.

— Зачем ты устроил представление в метро?

— Мне тяжело, — ответил я и машинально дотронулся до лба, будто бы это могло помочь уменьшить боль. — Мне тяжело привыкнуть к новой действительности.

— Я знаю… знаю, — немного смягчившись, сказал он и, небрежно хлопнув меня по плечу, прошел в глубь комнаты. — Поэтому мы и отнеслись с уважением к твоим привычкам — позволили тебе вступить в физическую борьбу. Но ты же понимаешь, все могло произойти гораздо быстрее и безболезненнее? Раз — и ты заключен в капсулу безопасности!

Меня тут же затошнило. Какой-то безвыходностью веяло от этой действительности.

— Мы действовали по твоему сценарию для того, чтобы изучить тебя.

Я встал и снова посмотрел в распахнутое окно. Небо полыхало яркими красками, на нем разгорался пожар утренней зари. Желтое свечение на востоке расходилось в стороны оранжевыми и багряными языками пламени.

* * *

— Назовите ваше полное имя, пожалуйста, — сказала женщина в белой униформе. На ее столе горела надпись: «Виола Хэйз, доктор психологических наук».

Я разглядывал доктора. Рыжие, слегка вьющиеся волосы прядями спадали на молоко ее белой униформы, немного усталое лицо выражало уверенность и проницательность, упрямство читалось в пухлых губах и в ямке на подбородке.

— Как вас зовут? — повторила она.

— Эрон Уолкер, — я пристально всматривался в ее большие карие, с зеленоватым оттенком глаза.

— Ваш возраст?

— Двадцать четыре года.

Она смотрела на меня без эйрскрина, и мне это нравилось. Ее взгляд будто бы проникал в самую суть, увлекая за собой куда-то в космическую глубину.