Сон № 9

Госпожа Хохлатка сурово сметала с пола полову.

– Лишь бы не криво, мой господин, ну а верное – не скверное, не то будете, как этот Вольный Крыс: что ни слово, то помои.

Литературный Козлик погладил авторучку Сэй Сёнагон:

– Право слово, в древесной душе этого леса… в его незримых недрах… пробиваются проблески несказанно сказочной сказки…

Непонятно было, думает он вслух или говорит про себя.

– Досточтимый дилижанс заехал в заповедный лес, куда завела нас дорога, и стоит здесь уже семь дней… невероятно… по-моему, он пытается этим что-то сказать…

Потянуло вечерней прохладой, и госпожа Хохлатка зябко поежилась.

– Фокстрот-пудинг на ужин, мой господин. Дайте-ка глазам роздыху, поиграйте в скрэббл вслепую.

Она надеялась, что ночью досточтимый дилижанс наконец-то сдвинется с места, но сильно в этом сомневалась.

На следующее утро Питекантроп раскапывал скрипучие глубинные угольные пласты в поисках бриллиантов. Приближался день рождения госпожи Хохлатки, а несколько ночей назад мимо досточтимого дилижанса пронесся кабриолет, из радиоприемника которого звучала песня о том, что бриллианты – лучшие друзья девушек. Госпожа Хохлатка не была, конечно, девушкой, но Питекантроп надеялся, что упоминание о дружбе послужит ему оправданием. Наш древний предок зарывался все глубже, не отвлекаясь на всякие лакомые вкусности – ни на земляных червей и личинок, ни на трюфели, ни на прикольных троллей, кротких кротов, гадких гадюк и бесноватых барсуков, – а снизу доносился гул горнила Земли, рокочущего в одном ему ведомом ритме. На такой глубине часов не наблюдают, и Питекантроп потерял всякое чувство времени.

– Эй, олух неповоротливый! – отыскал его невозможно далекий голос. – Куда запропастился?

Госпожа Хохлатка! Питекантроп мощными гребками рванул наверх, преодолел взрыхленную землю и меньше чем через минуту вынырнул на поверхность. Госпожа Хохлатка бегала вокруг, как безголовая курица, хлопала крыльями и размахивала какой-то запиской.

– Наконец-то! У нас горе, а ты все в земле роешься!

Питекантроп замычал.

– Наш господин собрался и ушел! Вечером он был сам не свой, а утром я нашла на старинном бюро эту записку! – Она сунула листок под нос Питекантропу.

Тот застонал – как же люди любят портить бумагу загадочными закорючками!

Госпожа Хохлатка вздохнула:

– Эх ты, за три миллиона лет так и не выучился грамоте! Здесь сказано, что господин пошел в лукавый лес! Один! Пишет, что не хочет подвергать нас опасности! Опасности? А если он повстречает амбала-каннибала? Или, того хуже, дикого зверя? Нет, не верю! А если досточтимый дилижанс вечером тронется в путь? Мы же навсегда расстанемся с нашим господином! А он забыл свой ингалятор от астмы! – Госпожа Хохлатка начала всхлипывать, вытирая глаза фартуком, и это зрелище разрывало гигантское сердце Питекантропа. – Сначала потерялась его сказка, потом его ручка, а теперь и он сам!

Питекантроп умоляюще замычал.

– Ты… ты уверен? Ты сможешь отыскать следы господина в этом лукавом лихолесье?

Питекантроп обнадеживающе замычал.

Я слышу, как в дом входит Бунтаро.

– Сейчас! – кричу я. – Спускаюсь!

Пробило два часа – сегодня последний день моего изгнания. На меня снова навалилась усталость. Всю ночь по стеклам постукивали пухлые пальцы дождя, мешали уснуть. Мне не давала покоя мысль, что кто-то пытается открыть окно. Аккуратно складываю страницы рукописи на старинном бюро и осторожно пробираюсь к люку. Кричу вниз:

– Извини, Бунтаро! Я зачитался!

Прощай, обитель сказок! Спускаюсь в гостиную, а там кто-то в черном закрывает дверь у меня за спиной. Сердце комком застревает в горле. На меня смотрит женщина средних лет – с любопытством, без тени страха. Седые волосы подстрижены коротко, строго, как у школьной директрисы, которую все боятся. Одета она неброско и безлико, как на картинке из почтового каталога. Мимо нее можно пройти раз сто и не заметить – если только она вдруг не окажется в вашей гостиной. Она чем-то похожа на сову, а жизнь оставила на ней свои шрамы. Она не спускает с меня глаз, будто непрошеный гость – это я, а она находится здесь по праву и ждет, чтобы я объяснил свое появление.

– А вы кто? – наконец спрашиваю я.

– Вы меня пригласили, Эйдзи Миякэ. – Голос у нее незабываемый. Трескучий, как тростник, суше сухостоя. – И я пришла.

Она сумасшедшая?

– Я никого не приглашал.

– Нет, приглашали. Два дня назад вы выслали приглашение на мой почтовый ящик.

Это она?

– Вы – тот самый детектив?

Она кивает.

– Меня зовут Ямая. – Она обезоруживает меня улыбкой, столь же доброжелательной, как удар кинжала. – Да, я женщина, а не мужчина в женском платье. По роду занятий мне необходимо быть невидимой. Но я здесь не затем, чтобы обсуждать мои методы и стиль работы, верно? Вы не предложите мне сесть?

Все это так странно.

– Конечно, садитесь, пожалуйста.

Госпожа Ямая занимает диван, я опускаюсь на пол под окном. У нее взгляд дотошного читателя, под этим взглядом я чувствую себя книгой.

Она глядит мне за плечо:

– Хороший сад. Хороший дом. Хороший район. Хорошее убежище.