… За окном шел тихий снег, такой тихий, словно зима оробела и… вспомнила о своей сопернице весне.
Глава 11
Марина Замятина сидела в своей комнате.
С тех пор, как не стало Маревой, Марина еще больше полюбила одиночество. Ей казалось, что только наедине с собой она находится в безопасности.
Хотя о какой безопасности можно было говорить, если над ней дамокловым мечом висело обвинение в убийстве подруги…
Марина слушала, как ветер вздыхает за окном, как шуршит он заснеженными крыльями, касаясь стен особняка, как поднимает снег, сухой от мороза, и сыплет его на оконное стекло.
Вечерело. Багровые полосы заката резко перечеркнули бледную синеву неба.
Зимний день, послав последнюю улыбку заснеженному городу, отступил и скрылся в набегающей тьме…
Если б это было возможно, то Марина предпочла бы сидеть неподвижно день, месяц, год… Она хотела только одного – никого не видеть и не слышать. Последние события выбили ее из колеи. Если б она только знала, что ей делать! Что?! Казалось, что весь белый свет ополчился против нее.
– Ленка умерла, – думала Марина, – ее убили. Но ведь это невозможно!
Она точно знала, что это невозможно. И все-таки ее подруга мертва.
Разве сможет она когда-нибудь переубедить полицию и того непреклонного следователя, что не способна на убийство?
Марина покачала головой, – нет, они не поверят ей.
Замятина подумала о детективе. Сможет ли Волгина что-то сделать для нее?
Марина хорошо помнила лестные отзывы своих знакомых о Мирославе.
Если верить этому хвалебному хору, то можно было подумать, что Волгина способна творить чудеса, точно она не детектив, а добрая фея.
– Что она сказала в последний раз? – Марина задумалась и вдруг вздрогнула от неожиданности – казалось, голос Волгиной не всплыл из глубин ее памяти, а прозвучал в тишине спальни: «Если вы не виновны, то беспокоиться вам не о чем».
Вот бы Марине ее уверенность!
Замятина была не в силах забыть холодный оценивающий взгляд следователя Наполеонова. Ее не покидало ощущение, что следователь заранее решил: виновна она и больше никто.
Как? Как ей доказать, что она, Марина, не сделала ничего, за что ее можно осудить?!
И тут она вспомнила своего мужа и неожиданно для себя заплакала навзрыд.
Лев Наумович Замятин был единственным человеком, перед которым она чувствовала свою вину. Он любил ее с такой искренней нежностью и заботой, а она! Она предала его…
В дверь тихо постучали.
Марина вздрогнула и перестала плакать. Затаив дыхание, она сжалась в комок.
– Марина, – прозвучал голос мужа. В нем было столько беспокойства за нее, что она снова разревелась, теперь уже, жалея саму себя.
Дверь открылась. В коридоре горел свет, четко обрисовывая застывшую на пороге фигуру Замятина.
– Марина, – произнес он тихо, – ты плачешь?
Она хотела ответить – нет, но слезы душили ее.
– Я включу свет? – спросил Лев Наумович.
– Нет, нет! Не надо! – вырвалось у нее громче, чем следовало.
– Хорошо, хорошо, – проговорил он, направляясь к ней, – успокойся, пожалуйста.
– Я боюсь! – она закрыла лицо руками и слезы ручьями потекли между ее пальцев.
Лев Наумович подошел к жене и погладил ее по голове, как ребенка.
– Не плачь, моя девочка. Тебе нечего бояться. Все будет хорошо.
– А следователь? – жалобно всхлипнула Марина.
– На самом деле он не такой страшный, как хочет казаться.
– Но он уверен, что я убила Лену!
– Я знаю, что ты не убивала ее, – грустно произнес Лев Наумович.
– Но он!
– Он хороший следователь, он разберется, – перебил жену Замятин.
– Откуда ты знаешь?!
– Знаю. В моем возрасте уже пора разбираться в людях.
– И ты разбираешься, – прошептала сквозь слезы Марина.
Лев Наумович ничего не ответил, только как-то странно, совсем по-стариковски вздохнул.
– Лева, – прошептала Марина Ивановна.
– Да, любимая?
– Прости меня, пожалуйста! – вырвалось у нее испуганно.
Он не спросил, за что. И от этого молчания Марине стало еще страшнее.
– Лева! Ты слышишь?! – голос ее дрожал от отчаяния и боли.
– Я давно простил тебя, – тихо ответил муж.
– За что? – сорвалось у нее растерянно.
– За то, за что ты просишь прощения, – отозвался он по-прежнему тихо.
– Но! – выдохнула она, – ты же не…
– Знаю, Марина. Я все знаю, – и, помолчав секунду, добавил, – я догадывался с самого начала.
– Но… Почему? Почему?!
– Потому, что люблю.
– Нет! Так не бывает! – в темноте она замотала головой из стороны в сторону.
– Бывает, Марина, все бывает на свете. Став старше, ты это поймешь.
– О, Боже! – она так заломила руки, что они хрустнули.
– Успокойся, Марина. Я тоже виноват…
– Но в чем? В чем?
– В том, что не смог удержаться от соблазна – чувствовал, что ты не любишь меня, и все-таки хотел, чтобы ты была моей.
– Лева! Прости меня!
– Ничего, Марина, – он коснулся пальцами ее щеки, мокрой от слез, – забудем о плохом.
– Но как же?! – вырвалось у нее с болью.
– Я уверен, что все разъяснится. А потом мы решим с тобой, как нам быть.
– Спасибо, – улыбнулась она сквозь слезы.
Он не увидел в темноте ее улыбки, но почувствовал ее.
– А теперь тебе лучше прилечь.
– Да, наверное…
Он наклонился и поцеловал ее в макушку, – поверь мне, все наладится.