Сон Брахмы

Матвею показалось, что на веках Павла Павловича блеснула слеза. Но через мгновение он понял, что это не так. Искусствовед посмотрел ему прямо в глаза и сухо произнес:

– Наш век закончился, и мир преходит. На нашем месте теперь одни мелкие бесы. В красных пиджаках и в немецких машинах.

Внутренне поежившись, Матвей попытался смягчить хозяина.

– Я родился почти тридцать лет назад. Я вас понимаю… во многом, по крайней мере.

– Едва ли, – твердо повторил Иваницкий.

– Хорошо, не мне, видно, об этом судить. Но вы запомнили, что было изображено на фресках?

– Запомнил ли я? – Пал Палыч снова рассмеялся. – Я же искусствовед. Я готовился писать об этом.

– Вы расскажете нам?

Хозяин замолчал и задумался. Затем встал и подошел к шкафам с папками. Вынул одну из них – полузакрыв глаза, словно наудачу, словно гадая. Раскрыл, посмотрел, помотал головой, поставил на место. Затем точно так же извлек вторую, третью. Содержание этих папок тоже не удовлетворило его.

– Пожалуй… нет. Архивы погибли, церковь сгорела. Почем я знаю, не вы ли сами ее сожгли?

Шереметьев начал возмущаться, но Иваницкий жестом заставил его умолкнуть.

– Я вас не знаю. Я вчера увидел вас впервые. Может, я вообще напрасно вас пригласил к себе домой? И девушка ваша… зачем вы ее привели? Помолчать, глядя на меня?

– Вы не правы, – мягко произнесла Варя. – Если нужно подтвердить, кто мы такие, можно показать паспорта. Мы можем пригласить вас в Алексеевскую?

– А вы уверены, что я на самом деле тот искусствовед, который некогда был там? – Иваницкий изобразил нечто вроде сатанинского смешка. – Ладно, давайте закончим разговор мирно.

Он открыл выдвижной ящик стола и достал оттуда чистый лист бумаги.

– Записывайте имя. Олег Викторович. Это тот человек, который делал фотографии вашего храма. А вот его телефон. Позвоните, поговорите. Может, он вам что-то расскажет. У него нюх на людей. Если он вам доверится, то… быть может, и я помогу. Быть может…

– Какой кошмар, – сказала Варя, выйдя на улицу.

– Не говори, – пробормотал Матвей. – Похоже, наш искусствовед на грани. Ему бы в санаторий, а не в Ленинку ходить.

– А если и фотограф такой же?

– Поговорю с Сиреневым Жакетом. Он знает множество людей, может, нам и повезет. – Матвей невесело улыбнулся. – Еще раз повезет.

* * *

Матвей и Варя не без труда нашли нужную им «хрущобу». Девушка посмеивалась над московской манерой нумерации домов: «Где это видано, чтобы у дома было семь корпусов!» Матвей вяло отшучивался, вспоминая «С легким паром» и утверждая, что в Питере обязательно найдется такая же Ярославская улица с домом номер 40, у которого будет семь корпусов.

На подъезде стоял домофон – редкость в здешних местах. Набрав номер квартиры, Матвей несколько секунд слушал музыкальные переливы, напомнившие ему «Чижика-пыжика». Затем хриплый мужской голос спросил: «Кто там?»

– Олег Викторович? Мы вам звонили. Это по поводу фресок из сгоревшей церкви.

– Матвей и Варвара?

– Именно так.

Поднявшись на третий этаж, Матвей оказался перед массивной железной дверью. В последние годы таких ставили в «хрущобах» немало. Не понимая при этом, что гнилые стены брежневских времен не позволяют никаким штырям и упорам намертво закрепить дверную коробку. Профессионал снимает подобные двери за минуту при помощи ломика или фомки.

За дверьми их ждал крупный мужчина лет пятидесяти в теплых спортивных штанах и вязаном свитере. У него было жизнерадостное лицо с «типично русским» носом картошкой, маленькими синими глазами и светлой бородкой «под Василия Буслаева». Именно такими Матвей всегда представлял себе новгородских ушкуйников – лихих людей, ходивших на больших лодках с изображением медведя – «ушкуя» – на носу по Волге и грабивших купеческие караваны и даже татарские города.

Обстановка внутри квартиры была довольно аскетичной: далеко не новая мебель из серий, которые когда-то изготовляли в ГДР, простенький телевизор, белорусский холодильник, тарахтевший на малюсенькой кухне. И кухня, и обе комнаты легко просматривались из коридора.

– При такой планировке двери внутри квартиры – излишняя роскошь, – заявил им Олег Викторович.

– А как семья? – поинтересовалась Варя.

– У жены своя квартира. Недалеко отсюда. Дети взрослые. Так что мы оба живем свободной творческой жизнью. Она – бухгалтер, я – фотограф. Главное, друг другу не мешать и встречаться именно тогда, когда это нужно. Молодые люди, мозолить глаза друг другу – последнее дело!

В углу гостиной, куда проводил гостей Олег Викторович, были аккуратно сложены кофры с фотоаппаратурой, стояла тренога внушительных размеров. Матвей ожидал увидеть на стенах плоды творчества хозяина: если то, что Сиреневый Жакет говорил об Олеге Викторовиче, было правдой, этот человек побывал едва ли не на всех континентах.

Вместо этого стены комнаты были украшены черно-белыми фотографиями советских фотоаппаратов – «ЛОМО-компакт», «Зенит» и так далее. На одной из стен висела большая, восьмидесятых годов, карта СССР. Границы несуществующей страны были аккуратно обведены красным маркером.