Сон Брахмы

Зная об этом, настоятелей учили, как нужно принимать исповедь, как общаться с дамами из подобных «групп риска» после службы, убеждали, что духовность – вещь соблазнительная для неопытной души, а потому проповеди должны быть ясными, а не страстными… Однако отчаяние и влюбчивость, смешиваясь под церковными сводами, доставляли батюшкам немало хлопот. И устоять удавалось не всем – и из белого духовенства, и из черного.

– Не думай, сынок, что я себе что-то позволял. Но насела на меня с прошлой весны, с Пасхи, одна местная бизнес-леди лет тридцати с хвостиком. То ли разговелась после поста, вот ее и потянуло на грех, то ли с психеей не все в порядке, а весенний воздух таких персон делает неуправляемыми. Короче, в церкви стали появляться цветы, какие-то иконы из московских антикварных лавок, на мою электронную почту посыпались приглашения на свидание. Дама, между прочим, лошадиного типа и больше меня в два раза. А я итальянских пар, как ты знаешь, никогда не признавал. В общем, тошно, и жалко, и бес крутит: наорать бы на нее, так, чтобы до смерти в церковь не ходила.

Хуже того, попытки вразумления на нее действовали как красная тряпка на быка. Она решила добиться своего – и все тут! Отцу Иоанну пыталась втолковать, что он – ее кармическая задача, она же – его судьба, что ангелы добра послали ее ему и его церкви. И знает она что-то такое, о чем он даже не подозревает. Словом, даму потянуло на книги, которые были ей более понятны, чем Евангелие или Добротолюбие.

– Пришлось просить Андрея об услуге.

Матвей посмотрел на Нахимова.

– Ну, встретились на Покров, потолковали, – пробасил тот. – Я ведь не пугать людей хожу, а объяснять, что церковь – дело Божественное, а не человеческое. Что страсти Евины здесь не к месту, а ей, если она хочет в церкви появляться, – не к лицу. Батюшка настоятель потом пожурил меня, но, каюсь, я сказал и следующее: не женщина должна выбирать мужчину, а мужчина женщину. Где это видано, чтобы ребро гонялось за Адамом, а хвост вилял собакой. Короче – не позорь, и не опозорена будешь.

– И помогло?

– На удивление, – отец Иоанн произнес это с облегчением. – И в церкви больше не появлялась, и даже из Алексеевской исчезла. Впрочем, бизнес у нее все равно в Москве был.

– А не могла она отомстить?

– Да нет, сынок, дамой она была упертой, конечно, но жечь дом Божий…

– Это для вас церковь – дом Божий, – сказал Евпатий. – А она туда ввалилась с идеями, которые нашла на книжных лотках в метро. Бога-то она не знала и не знает. А страсть есть страсть. Я наведу о ней справки.

– Отец, не возражай, – как можно убедительнее сказал Матвей. – Пусть первыми ее найдут Андрей Нахимов и отец Евпатий, чем следователи или дознаватели из Патриархии.

– Не верю, что это сделала она, – пробормотал настоятель.

– Тогда остается предположить, что твою церковь сжег какой-то тайный орден. Исключительно ради своих тайных целей. О которых ты все равно ничего не узнаешь.

Глава 2

«По первому гаданию – возвещу; повторное и третье – смутят»[2].

Едва солнце взошло над Александрией, Клеопатра поднялась на городскую стену. За царицей спешили испуганные евнухи и всхлипывающие служанки с зонтиками и опахалами. Впереди нее шагали четыре ветерана из личной охраны Антония – огромные германцы в глухо позвякивающих доспехах. Каждый из них мог переломить ей шею одним движением руки. Глядя на их спины, царица думала, не попытаются ли они сегодня сделать это, чтобы заслужить прощение у Октавиана?

Нет, не посмеют. Октавиан распнет их, если они тронут египетскую царицу, и германцы знают об этом. Новому правителю Рима Клеопатра нужна живой – для того, чтобы показать ее римскому народу. Когда-то она въезжала в Рим владычицей, хозяйкой, любовницей – почти женой – Цезаря. Его пасынок хочет провезти Клеопатру по тем же улицам – но одетую в золотые цепи. Исправить, так сказать, ошибку приемного отца. Показать, что интересы римского народа для него превыше всего.

Со стены было видно, как Антоний разворачивает свою небольшую армию. Остатки легионов, когда-то воевавших вместе с Цезарем в Галлии. Небольшая кучка всадников. Кулачок ребенка, который хочет ударить в грудь великана. Воинство Октавиана разбросано на многие мили вокруг Александрии. Из ближайших лагерей навстречу Антонию потянулись длинные темные змеи – солдаты, солдаты, солдаты… А в дальних лагерях узн'aют о вылазке защитников Александрии уже после того, как она будет отбита.

Александрия… Не охватить взором этот город – ее город. Белые дома, храмы, маяк, дворцы, построенные первыми Птолемеями. Зелени почти нет – сады за пределами стен, вокруг загородных домов. Там сейчас легионеры Октавиана, эта саранча, приведенная из Италии, Галлии, Греции. Грабят, гадят, разрушают. Нечисть, вырвавшаяся из Аида.

Вчера Антоний отогнал конный отряд Октавиана, неосторожно приблизившийся к крепости. Весь вечер пил вино, потом вдруг взглянул на нее совершенно трезвыми глазами и сказал: «Завтра мы сделаем что-нибудь стоящее. Напоследок».