Сон Брахмы

– Паны дерутся, а у нас, холопов, чубы трещат. На все воля Божья, конечно. Отдадут храм другому – не скажу худого слова. Но не скажу и доброго. Вместо того чтобы искать причину, хотят наказать стрелочника. Если бы ты знал, насколько опасаются в Церкви слов «сложилось мнение». Совсем как в былые времена в партийных кругах. «Сложилось мнение», – и все тут. Безличная сила, которой до тебя нет дела, которую интересует только твое место.

– Неужели в КГБ было по-другому?

– Мне кажется, нет. До уровня начальника отдела я не дорос. Быть может, на высшем уровне играли в те же игры. А нам нужно было заниматься делом. Потому и оценивался человек по результатам, а не по мнениям.

Матвей удивился. Отец редко вспоминал о своей прошлой службе. И почти всегда говорил о ней нейтрально, не оценивая. Впервые он поставил ее в пример нынешнему своему положению. Значит, разговоры с настоятелем Донского монастыря и в приемных Патриархии действительно были не самыми приятными.

Лично Матвей этому не удивлялся. Церковь – тоже Система. А там, где Система – всегда стоит вопрос о власти. В Церкви – это еще и власть духовная: ключи от Небес. И святость, и соблазны власти, – в итоге возникают такие комбинации интересов, которые внешний человек даже не может вообразить. Но отец-то шел туда за святостью, вот в чем беда.

Пришло время собираться на свидание. Отец быстро закруглил разговор, чтобы не мешать сыну, пошел в комнату, служившую Матвею и спальней, и библиотекой, вытащил с книжных полок «Историю России» Татищева и сделал вид, будто увлекся чтением. Когда сын уже оделся и придирчиво разглядывал ботинки: не следует ли еще раз пройти по ним щеткой? – отец Иоанн поднялся с дивана, отложив книгу в сторону.

– Так, говоришь, вернешься к полночи? – с сомнением спросил он.

– Вернусь, – вздохнул Матвей. – Вот увидишь, вернусь.

– Тогда ступай с Богом. И не волнуйся. Если девушка правильная – спешка не поможет.

– Понимаю, отец, понимаю…

Глава 3

«Двойная бездна. Войдешь в пещеру в бездне».

Гексаграмма Си-кань (№ 29)

Египтянин набросил на голову капюшон, чтобы его бритая голова – знак жреца Исиды – не привлекала к себе внимания. Он смешался с толпой праздного народа, которая брела вслед за преступниками, тащившими длинные брусья на своих спинах. По пыльной дороге они взбирались на холм, именуемый Голгофой, чтобы их пригвоздили к тем же деревяшкам, которые несчастные волочили на себе. Любопытствующих было немало, но в основном вокруг римских легионеров, устало отгонявших зевак от преступников, кружились мальчишки из бедных предместий, нищие, как всегда радовавшиеся чужой беде, и родственники тех, кто погиб от рук разбойников.

Однако один из казнимых разбойником не был. Его называли «царь иудейский», и в него кидали камни и навозные лепешки чаще, чем в других. Может быть, потому, что меньше боялись – после разбойников оставались сообщники, те, кто будет пытаться отомстить за них. А может быть, потому, что полагали этого человека сумасшедшим и потому безответным и слабым. Такие люди неуместны, от них хочется избавиться, выместить на них все свое недовольство жизнью. Больше всего бесило их то, что он не боялся никого – ни мучителей, ни зевак. В чем его вина, доподлинно знали немногие, остальные питались слухами, в том числе самыми невероятными. Некоторые говорили, что он назвал себя сыном Бога и заставлял всех поклоняться себе как мессии. Другие утверждали, будто он обещал извести ворожбой всех новорожденных Иерусалима. Третьи видели, как безумец гнал из Храма побирушек и торговцев – как будто сам не был побирушкой, странствовавшим по дорогам Израиля.

Кожа на голове «царя иудейского» была превращена в лохмотья венком из колючего терновника, щеки покрывали запекшиеся потеки крови, и египтянин не смог различить черт его лица. В Фивах египтянину показывали изображения Последнего из умерших, запечатленные божественной рукой самого царя-бога Дхутмаси (которого греки и римляне называли Тутмосом), но сейчас невозможно было различить ни характерного росчерка скул, ни внимательного прищура иссиня-черных глаз, окруженных глубокими морщинами, которые так точно прорисовало перо божественного художника.

Впрочем, все сходилось. Время, место, даже имя казнимого. В Палестине его называли Иешуа, а в Египте, куда он был увезен родителями в детстве, Иешуа получил второе имя – Татенен, что значит «Поднимающаяся земля». Так во времена великой древности египтяне звали бога – хозяина земли, который рождает животных и растения, дарит людям месторождения золота и серебра. По ночам в его покоях гостит Солнце, а ночью к нему спускаются Луна и звезды. Когда Татенен умрет, земля перестанет рождать, небо расколется и обрушится на людей.