Сон девятый

— Это Рыжему, — улыбаясь, но строго ответила Гройна. — Пусть, кого сам захочет, угостит.

Да-а? Ну, такого у него точно ещё не было. От растерянности он даже положенную благодарность пробормотал, когда хозяева уже ушли.

— Давай по-быстрому, — поторопила его «белка», — вона уже место ищут.

Да, он сам уже видит, как между столами пробирается, отыскивая себе место, целое семейство, детей куча, и две клеймёные няньки сзади и тоже с узелками. Гаор быстро сунул «белке» печеньице, остальные пересыпал в карман куртки, сгрёб чашки и коробку в пакет, подхватил термос. И на выход в темпе. Пока хозяева абонементы свои докатывают, ему тоже кое-что можно успеть.

Он успел. Заложить всё в багажник, включить печку, смахнуть с крыши и капота неизвестно откуда взявшийся лёгкий снежок и бегом вернуться в загородку, к своим. И как раз удачно. Девчонки прибежали менять термосы, и он их угостил печеньем, под дружный гогот и подначки.

И когда зычный голос смотрителя позвал его от калитки, он побежал на зов уверенный, что испробовал всех местных развлечений. «Стенки», правда, не было, но ему сейчас «стенка» и не с руки, силы-то прежней нет.

Хозяйка с детьми ждали у машины, но у него всё наготове, так что и доли не прошло, как все в машине, и он за рулём в ожидании приказа.

— Домой, — сказала Гройна.

— Да, хозяйка, домой, — бодро гаркнул Гаор, мягко срывая машину с места.

И с удивлением заметил, что заметно потемнело и надо включать фары. Уже вечер? Или тучи натянуло? Похоже и то, и то. Вон и снег посыпал. Гаор включил дворники и подобрался. Легковушка не для снегопада, как бы…

Сзади было тихо: утомлённые катаньем дети сразу заснули. Гройна оглянулась на них и тихо спросила:

— До метели успеем?

— Раз надо, хозяйка, значит, успеем, — твёрдо ответил Гаор. Снег всё гуще, но ветра пока нет. Успеем? Успеем.

Он гнал машину сквозь частую снежную сетку, и будь один, то даже запел бы: такая спокойная уверенность наполняла его. А что набившийся в ботинки снег растаял, и ноги ощутимо замёрзли… так это пустяки, совсем даже не смертельно.

— Промок? — тихо спросила Гройна и, не дожидаясь его ответа, распорядилась: — Скажешь Большухе, чтобы согрела тебя.

Это она про что? Гаор растерянно покосился на неё, увидел усталое, привычно усталое лицо и вдруг понял: ни о чём таком и речи нет, Большуха должна дать ему горячего питья или ещё чего-то, чтобы он не простудился. И не хозяйка это говорит, а… тоже Мать. И тут же повернулся опять к дороге. Потому что небо уже не синее, а чёрное, и фары с трудом пробивают снежную пелену, и вот-вот начнут проскальзывать шины… Вот чёрт, сюда бы сейчас ту машину, чтоб через быстро нарастающие заносы как по городскому асфальту… но уже чуть-чуть осталось… И сам себя мысленно одёрнул: не загадывай, не гневи Судьбу. Когда-то он слышал, что лётчики считают полёты по посадкам, а не взлётам, так и ему… по возвращению счёт. Но уже знакомый поворот, приметное дерево над соседским забором, а вон и парадный двор.

Он остановил машину у самого крыльца и дал короткий гудок. Сразу распахнулась дверь и выбежали Милуша с Белёной и Куконей. Сонных детей выгрузили из машины, Гриданг даже не проснулся, и его унесли на руках, а Гаор поехал на «чёрный» двор, в гараж. И только сейчас ощутил, что действительно промок, в ботинках аж хлюпает.

Гаор наскоро поставил легковушку на место — вся работа завтра, сейчас только самое необходимое — и побежал в кухню. В тепло. К своим.

Говорить ему ничего не пришлось. Он и оглянуться не успел, рта не раскрыл, как оказался сидящим у горячей печи. Босые ноги с закатанными до колен штанинами в шайке с горячей остро пахнущей горчицей водой, а в руках большая фарфоровая кружка с дымящимся сладким и крепким до черноты чаем.

— Ну? — подбоченившись, оглядела его Большуха. — Греешься?

— Ага, — выдохнул он, — спасибо, Мать.

— Ему б сейчас не чаю, — усмехнулся усаживавшийся за стол Тумак, — а кой-чего покрепче.

— Это да, — согласно кивнул Гаор, — это бы сейчас в самый раз было.

— Было, да сплыло, — сердито припечатала Нянька. — Ишь губы раскатал.

— Старшая Мать, а если того? — подмигнул он ей.

— А вот я сейчас вицу возьму, — пообещала Нянька. — Сразу будет и того, и этого, и всякого.

Под общие вздохи и стенания, что не балуют нас матери, ох, не балуют, Гаор допил чай, вытер ноги поданным Трёпкой полотенцем, надел свои чуньки и сел за общий стол. И… и будто не было ничего, не было страшного года, не было… …И спал он крепко и спокойно, без снов, как когда-то.

* * *

Венн никому ничего не прощал. Каждому воздать должное! Но спешить с воздаянием нельзя. И незачем. Зачастую надо только не мешать, и тот сам сделает себе столько и такого, что ни один враг не сумеет, даже не додумается.