Сон Геродота

– Не все так просто, Геродот. Идет война между греками и персами; и те, и другие хотят владеть этой землей. Как быть маленькому народу между двух больших хищников, к какому берегу пристать меж сциллой и харибдой? Вот они и спорят без конца, кого выбрать: императора Юстиниана или персидского шаха Хосро. Так спорят они с испокон веков и будут спорить еще до скончания веку, и никогда их спор не кончится, и никогда они не придут к единому мнению.

Молодому ученому все это показалось немного забавным. «Этот народ не умеет ни сражаться до конца за собственную свободу, ни жить, как подобает свободным людям», – подумал он, но подойдя поближе к стоянке и всмотревшись в усталые и отреченные лица воинов, с каким-то молчаливым упрямством целующих крестные знамена, ему стало стыдно за свои мысли.

Все-таки было в этом легкомысленном, но упрямом народе нечто трагически обреченное, что располагало больше к состраданию и уважению.

Оставив позади военный лагерь, они вышли к морю. За мысом неожиданно показался огромный белый корабль из железа и стали, возникший так внезапно, словно из-под воды, и сразу грянула музыка. На берегу уже собралась празднично разодетая многочисленная толпа с цветами и разноцветными флажками.

– Наши заокеанские союзники, прибыли издалека, чтобы восстановить великий шелковый путь. А вон видишь развевающийся на ветру стяг? Это герб нашего города, «золотое руно».

– Да это не «золотое руно», а просто выпотрошенная шкура дохлого барана, висящая вверх ногами.

– Для встречи с новыми заморскими хозяевами как раз самый подходящий стяг. Все эти люди собрались здесь в ожидании золотого дождя, который должен последовать вслед за открытием шелкового пути, потому они так подобострастно подчеркивают свою покорность и безобидность.

– Эх, Геродот, в этих краях это древняя и вечная история. Она много раз происходила в прошлом и много раз еще произойдет в будущем.

Дорога окончилась, и вскоре они оказались на широкой поляне, посреди которой возвышалась рукотворная горка. Геродот, осмотревшись, заметил какого-то полуголого человека, тащившего на ее верх тяжелый камень. Взойдя на нее, он скатывал камень вниз, потом спускался, обеими руками заново поднимал глыбу и, прижав к себе тяжелый груз, снова поднимался с ним в гору. Странный незнакомец повторил несколько таких восхождений, и когда уже в четвертый раз приступил к подъему, Геродот не выдержал и обратился к другу за разъяснением.

– Это сумасшедший Сизиф, – отмахнулся Диомед, он целыми днями занят этим.

– Того человека с камнем действительно зовут Сизифом?

– Конечно, это не мифический Сизиф, а просто здешний шалопай. Другого такого глупца на свете не сыщешь: доверчив как ребенок, что ни скажешь – всему верит. Кто-то поведал ему миф о Сизифе, и услышанная история так пришлась ему по душе, что сразу же принялся таскать камни в гору и потом скатывать их обратно. И хотя настоящее его имя Бека, в городе все зовут его Сизифом. Умом, понятно, он немного тронутый, но человек весьма занятный: ведет себя как сумасшедший, говорит как мудрец. До сих пор помню вот эти его слова: «Свобода – это одиночество; уйдешь от одиночества – и ты уже не свободен.» Вот так, – задумчиво произнес Диомед.

БЕКА. (рассказ из тетради Диомеда)