Сон Лилит

– Ну да, так и будем считать.

Он двинулся дальше.

– Курт! – Абдель решительно последовал за ним. – Послушай. Послушай меня. Я тебе скажу, у меня уже был с ней опыт...

– Уже? Раньше меня? – Его смех нельзя было назвать добрым.

– Нет-нет, я не о том. Я хочу сказать, что она... она производит странное впечатление. Более странное, должен сказать тебе, Курт, чем ты можешь себе представить. Она появилась на корабле ниоткуда... из гроба... – Египтянин засмеялся коротким деланным смешком, в котором Курт услышал все суеверия его мира. Затем продолжил: – И ее одежда... Я хочу сказать, ты видел ее?

– Конечно, видел.

– Швы не просто великолепны, они микроскопические. Можно ослепнуть, делая такие, – я имею в виду швею. И кожа... это не телячья, Курт. Это что-то... – он замялся. – Не телячья.

– А чья же тогда?

– Это, должно быть, нечто экзотическое, – выдавил наконец из себя Абдель.

– Я спрошу у нее, – пообещал, выходя из рубки, Курт.

Он шел по коридору, думая о том, что у него в каюте есть пиво, виски и полно отличных американских сигарет. Интересно, какую музыку она предпочитает и что ей нравится из пищи?

Курт подошел к двери каюты и вставил ключ в замок. Прежде чем войти, он тихонько постучал.

– Лилит?

Ответа не последовало. Он открыл дверь в темную комнату, его первой мыслью было то, что пленница каким-то образом сбежала. На самом деле эта мысль беспокоила его почти весь день. Если уж она действительно захочет проделать такое, то вполне может открыть один из иллюминаторов. И тогда или ее затянет под винт, или она утонет, или ее сожрут акулы – короче, верная смерть.

В каюте пахло жасмином и какими-то экзотическими цветами наподобие гардении. Курт включил свет и едва не вскрикнул: женщина оказалась так близко от него и стояла так неподвижно.

– О! А я уже думал, что ты исчезла.

Улыбка скользнула по ее губам, и она протянула руку к его щеке. От удивления он заговорил по-немецки и думал, что она его не поняла. Но таинственная красавица также ответила на немецком:

– Я никуда не исчезала.

– Ого, – он выдавил из себя улыбку. Все происходило совсем не так, как представлялось. – Ты говоришь по-немецки, – пробормотал он, а про себя сказал: «Ну и дурак же ты, Курт, неужели ты не можешь успокоиться?»

– Я говорю по-немецки, – ответила она так четко, как школьница учителю.

– Так, значит, ты немка? Я что-то не могу определить диалект.

– Ты не сможешь определить диалект. Я не немка.

И тут, к своему великому удивлению, Курт понял, что женщина вообще не говорит по-немецки, а просто строит свои ответы из его реплик.

– Тогда ты из Норвегии или Швеции?

– Не из Норвегии и не из Швеции.

– Может, пройдем в мою каюту и проведем там вечер? Мы попробуем поймать какую-нибудь программу по спутниковому телевидению, у меня есть хорошее виски, мы отлично проведем время. Я ведь могу тебе помочь. Не очень-то приятно иметь дело со Службой иммиграции и натурализации.

Торжественность в ее взгляде, серьезная невинность черт прелестного лица – других слов не подобрать – все вызывало настоящую дрожь. Эта женщина заставила его испытать чувства, которых он не переживал с тех пор, как был мальчишкой. Тогда Ингеборг Шляйхтер расстегнула его ширинку, а он лежал, прислонившись спиной к стволу дерева. Девушка запустила руку внутрь, и его парализовало от удовольствия, стоило прохладным пальцам коснуться напрягшегося члена. «Что ты ощущаешь?», – спросила она тогда, а Курт думал, что сейчас взорвется.

– Я пойду в твою каюту и проведу с тобой вечер, – сказала Лилит.

Он дотронулся до самой легкой и самой нежной руки на свете и повел женщину по коридору. Она смеялась тихим горловым смехом. Оказавшись у него в каюте, красавица вышла на ее середину и очень грациозно повернулась, демонстрируя себя.

– Я пришла в твою каюту и мы здесь проведем вечер.

– Насколько хорошо ты говоришь по-немецки?

Улыбнувшись, Лилит склонила голову набок. О, как она прекрасна, как невероятно она прекрасна!

– Я говорю по-немецки так же, как и ты.

– Ты запоминаешь то, что я говорю! Это так?

– Я запоминаю немецкий из того, что ты говоришь. Это так.

У нее, должно быть, замечательный мозг, как часто бывает у идиотов. Курт где-то читал, что они перемножают в уме по нескольку тысяч и способны на многое тому подобное.

– И на скольких же языках ты говоришь?

– Я говорю на всех языках, на которых со мной разговаривают.

Он хотел выглядеть блестящим, импозантным капитаном, предложить ей выпить, угостить сигаретой, немного посмотреть телевизор, перед тем как... А вместо этого вел себя словно мальчишка: схватил ее за руку, неуклюже чмокнул в щеку. Или старый служака – только что каблуками не щелкал... Глупо, зачем ему понадобились клише? Но когда он неловко поцеловал молочно-нежную кожу, мягкая воздушная прохлада скользнула по его губам и он вдохнул аромат настолько чудесный, что какое-то мгновение не мог двинуться с места. Он снова понюхал ее щеку – это был тот запах, который наполнил ее комнату, после того как она вымылась, – наверное, так могла пахнуть душа сладчайших в мире цветов.

– Откуда у тебя духи? – спросил он. – На корабле нет духов.