Сон на золе

— Благодаря новой системе диагностирования, я отследила, что нервные волокна в левой руке не просто недостаточно восстановились во время регенеративных процедур. На самом деле процесс деградации тканей не был остановлен. Необходимы более серьезные меры для предотвращения полной потери подвижности конечности.

— Твою–то мать! Рекомендации?

— Необходима инъекция нейроингибитора GXT9, которая остановит распад. Далее следует провести курс из трех инъекций любого из препаратов нейрорепаративной регенерации.

— Кажется я догадываюсь, о чем ты. Все эти лекарства есть в биотическом отделе, так?

— Подтверждаю.

— А там сидит Веро… Там сидит измененный, всегда готовый перекусить свежим мяском.

— Ты и так собирался туда попасть. Я ведь слежу за потоком твоих мыслей.

— Собирался, — хитро оскалился я. — Но теперь, похоже, придется поторопиться. Сколько времени у меня есть?

— До полной безвозвратной потери подвижности — двое с половиной суток.

— Просто великолепно, — я провел рукой по лицу, остановив пальцы на колючей щетине. — Значит действовать нужно уже сегодня. Похоже, выходной отменяется.

Раньше в отношении биотического отдела я руководствовался исключительно шкурными интересами и жадностью. Дело в том, что я подумывал получить доступ в хранилище биоматериала, а для этого требовался ППК старшего научного сотрудника. Одна мысль о полках, забитых ампулами с биоклетками, вызывала порывы неконтролируемого жлобства. Ну нельзя было столько добра оставлять пропадать в лаборатории, когда я уйду. Это же хватит, чтобы обколоться с ног до головы!

Конечно, я прекрасно знал, что человеческое тело могло выдержать только двадцать пять инъекций — дальше риск неконтролируемых мутаций вырастал по экспоненте. Да и за раз больше трех инъекций обычно не делают — слишком опасно. Пусть так. Но что будет цениться в новом мире на вес золота? Правильно — инъекции биоклеток. Они и раньше стоили немереных денег, а теперь, скорее всего, и того дороже. Можно обеспечить себе неплохую жизнь. Если не сожрут до той поры. И не убьют. И не… А, к черту! Рано думать о шкуре не убитого медведя!

В любом случае теперь мне кровь из носу надо было попасть в биотический отдел, потому как с одной рукой мои шансы на выживание уменьшатся в разы. А значит, стояла острая необходимость как–то избавиться от измененного. Теперь я был уже вполне себе вооружен, и, возможно, самую малость опасен. Вот только встречаться с тварью лоб в лоб совсем не хотелось. Пускай сейчас измененный выглядит медленным и вялым, но кто его знает, каким он станет, увидев потенциальную жертву.

— Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет. Да, Лёха? — с горечью произнес я в пустоту.

Мой друг, в отличии от меня, всегда жил именно по такому принципу. Но в этот раз мне предстояло немного рискнуть. Я бы с радостью выманил измененного, да только что стазисная, что серверная, способные его удержать, могли мне рано или поздно понадобиться. А значит предстояло пободаться.

— Ева, у тебя теперь есть доступ к дверям биотического отдела?

— Подтверждаю.

— Ты сможешь приоткрыть двери так, чтоб эта страхолюдина не смогла пролезть, но достаточно, чтоб я мог в нее выстрелить?

— Я могу сделать небольшой проем и заблокировать систему автоматической остановки закрытия, чтобы измененный не выбрался наружу.

— Отлично. Тогда выведи изображение одной из камер с лучшим ракурсом на это чудище.

— Принято.

В углу интерфейса тут же раскрылось окошко, передающее изображение разгромленного отдела с застывшей в углу жуткой фигурой. Я подошел к стальным створкам на расстояние семи–восьми шагов, чтоб уж точно не промахнуться, и достал из кобуры фазовый пистолет. Направив оружие на вход, сделал глубокий вдох и спросил скорее себя, нежели Еву:

— Ну что, поехали?

— Инициирую частичное открытие дверей биотического отдела, — отозвалась напарница.

Послышался характерный шелест, и стальные створки замерли, разойдясь не более чем на двадцать сантиметров. Почти минуту ничего не происходило. Тварь элементарно не двигалась. За эти короткие шестьдесят секунд у меня во рту успело все пересохнуть, а руки начали изрядно дрожать. Тогда я решил ускорит процесс, и, как обычно в стрессовых ситуациях, с языка сорвалась какая–то ерунда: