– Это что же – Шагарин, по-вашему, станет оракулом, новой дельфийской пифией, а вы при нем пророком, жрецом? – спросил Мещерский.
– Не важно, кем стану я. Моя миссия быть при нем. Я не напрашивался, поверьте. Меня позвали. Мне велели.
– Кто же вам велел?
–
Глава 28
«КОНЦЕРТ»
А в это же самое время в Рыцарском зале, где, несмотря на приезд в замок милиции, не только не отменили экскурсии, но в связи с фестивалем даже продлили посещение, произошла весьма странная сцена, не на шутку взволновавшая туристов. Прервав гида на полуслове, в зал вбежала Маша Шерлинг со скрипкой в руках.
– А вот я вам сейчас поиграю, господа! – выкрикнула она. Вскинула смычок, и средневековый зал наполнился совершенно невообразимыми звуками. Скрипка в руках девушки стонала, хрипела, скрипела, визжала. Смычок терзал струны – казалось, они вот-вот лопнут. На шум прибежала дежурная по музею, горничные, охранники.
– Прекратите, да перестаньте же! – кричал испуганный гид.
Но Маша, казалось, оглохла, она не слышала ничего. Внезапно одна из скрипичных струн оборвалась, но это Машу не остановило. Ловко увернувшись от рук охранника, который попытался отнять у нее скрипку, она взлетела по ступенькам лестницы на хоры. Запрыгнула на одно из стоявших там резных кресел.
– Уйдите оттуда! Прочь! Геть! Руками не торкати! Вы порвете обивку, то ж вiсiмнадцятый век! – закричала музейщица. – Да что ж это робиться-то, люды добрые?! Гоните ее, паршивку, она ж пьяная. Вот навязались-то на нашу голову эти поганые байстрюки! Делают что хочут, превратили музей в готелю свою, думают, им все можно, раз у них мошна гривнами полна! А у самих милиция днюет и ночует. Чтоб у них очи у всiх повылазили у сволочей, бандитов!
Скрежет и визг сменился мелодией. Маша заиграла концерт Сарасате. Но как! Совершенно варварски, уродуя музыку, перевирая ритм. Она кривлялась на кресле, хохотала, месила босыми ногами, как тесто, старинный шелк обивки – произведение средневековых венских мануфактур.
– Я вам сыграю, сыграю, господа! – кричала она. – Без музыки тут нельзя. В тишине тут все только мрут как мухи. Моя мать умерла, мой парень погиб.
От ее безумного крика туристы попятились к дверям. И неизвестно, что случилось бы в Рыцарском зале дальше, если бы не Елена Андреевна и Илья. Они услышали шум и поспешили Маше на выручку. Елена Андреевна, энергично протолкавшись сквозь толпу экскурсантов, ринулась к лестнице. Но Илья ее опередил. Он уже был на хорах, когда Маша с размаху со всей силой ударила скрипкой по дубовой обшивке стены.
Скрипка разломилась, гриф остался в руках девушки, от дек в разные стороны полетели куски.
– Не подходи ко мне, придурок! – крикнула Маша Илье.
– Илюша, постой, я сама. – Елена Андреевна, задыхаясь, поднялась наверх. – Ну-ну, девочка моя, ну что ты… Ну подожди, ну не надо так, подожди, постой!
Маша яростно замахнулась на нее смычком. Илья схватил ее за руку и тут же болезненно вскрикнул – Маша впилась в его кисть зубами.
– Что ж ты делаешь, я ж помочь тебе хочу! – вскрикнул он. – Ма, ну что она делает со мной?
Елена Андреевна подошла к Маше, крепко обняла ее, сковывая, не давая ей двигаться.
– Все, все, ну все, слышишь? Девочка моя, хорошая моя, красавица, – она гладила Машу по спине, по-прежнему сковывая ее и одновременно тормоша. – Добрая моя, милая, все, ну успокойся же. Скрипка разбилась, бог с ней, отец тебе новую купит. Совершенно замечательную скрипку. Он же тебя очень любит, твой отец… И мы все тебя любим. И никто тебе здесь не желает зла. У тебя все будет хорошо, слышишь? Девочка моя, хорошая ты моя… Илья, помоги мне ее усадить вон туда.
Вместе с сыном она довела Машу до деревянной скамьи в нише на хорах. Внизу туристы в гробовом молчании наблюдали за этой сценой.
– Не оставляйте меня, побудьте со мной, – прошептала Маша. Шепот был еле слышен после прежних ее истерических выкриков. – Не оставляйте, я боюсь. Я всего теперь боюсь. Зачем мы только приехали сюда, в этот замок, в этот склеп… Разве вы не замечаете?
Елена Андреевна крепко прижимала ее к себе. Лицо ее выражало неподдельное страдание.
– Как же это… что же это с тобой, девочка? Как же все это ужасно, как ужасно, бедная моя, – шептала она.