Сон негра

Поворот направо. Ряды ржавых металлических дверей с задвижными окошками. Налево – коридор стал чуть шире, факелы коптят на стенах. Путь пошел вниз по ступенькам. Двадцать восемь ступенек. Топ-топ, лягушачьи лакированные ботинки стучат по камню, мои подкованные сапоги цокают. Топ-топ. Цепь тихо позвякивает.

Коридор разветвился на три, мы пошли прямо, еще раз повернули направо и уперлись в точно такую же дверь, в какую входили. Я подумал было, что мы сейчас выйдем назад в переулок, но Кво протиснулся мимо меня к ней, снова зазвенел связкой, отпер ее, и меня ввели в комнату.

Комната. Маленькая и глухая. Металлический стол, три простых железных табурета на тонких ножках. Из потолка торчит заляпанная лампочка. Она дает грязный бурый свет, которого едва хватает на поверхность стола. В углах комнатушки скапливается густой, почти жидкий мрак.

– К стене, – квакает Кво.

Кви впечатывает меня в крошащуюся кирпичную стену. Я кладу на нее руки, раздвигаю ноги. Шершавая холодная стена. Пахнет цементным раствором.

Кви бесцеремонно щупает меня перепончатыми лапами. Находит томик во внутреннем кармане плаща.

Зеленый переплет, золотой орнамент, крупная витиеватая «К» на обложке. Вертит его в руках, швыряет на стол. Томик звонко грохает о металлическую поверхность: хлоп. Скользит до самого края и останавливается перед Кво.

Кви дотошно ощупывает меня, но больше у меня ничего нет. Ни в плаще, ни в брюках. Напоследок он заставляет меня снять сапоги.

Я с удивлением обнаруживаю, что в левой голени торчит обломок стрелы. Я думал, свинья сглодала ее вместе со старой ногой. Не могу из-за нее снять сапог. Кви, садистски ухмыляясь, хватается лапой за древко, тянет на себя, курочит рану. Я шиплю сквозь зубы, хотя не чувствую боли – только колючую тяжесть, будто отсидел ногу, и теперь кровь приливает к тканям. Это даже немного приятно.

Но меня беспокоит, что нога сгнила, пока я был под водой, и теперь атрофируется. Пока вроде слушается и не доставляет неудобства, но мне отчего-то кажется, что только сапог удерживает от расползания это гниющее месиво.

Из-за стрелы я не могу снять сапог, и Кви не хочет возиться. Выдернуть стрелу ему не удалось. Он придирчиво ищет в каблуках тайники. Их там нет.

То же происходит с крюком в моем плече. Оказалось – торчит на том же самом месте. С зазубриной. Кви проворачивает его пару раз и, убедившись, что это не причиняет мне невыносимых страданий, теряет к нему интерес.

Все это время Кво вертит в руках томик – единственный изъятый у меня предмет.

– Чисто, – докладывается Кви.

Кво кивает. Его напарник подводит меня к столу, давит на плечо, усаживая на колченогий табурет. Снова норовистый колченогий табурет грозится скинуть меня. Знакомое чувство: всегда нужно следить за центром тяжести.

Сам жаб садится напротив. Цепь со скрежетом протягивается между нами по гладкому металлу. Я придерживаю браслет, чтобы не свалился.

– Любопытная книжонка, – прерывисто растягивая «и», замечает старший инспектор. – И тяжеленькая, – взвешивает ее на лапе. – Это из-за нее вы нашего братца вальнули, Александр Сергеевич?

– Что? – тупая жаба бредит или заманивает меня в ловушку.

Кви, кажется, не менее озадачен, чем я. Он смотрит на напарника. В его выпученных глазах непонимание. Ни дать ни взять удивленный лягушонок. Мне нестерпимо хочется рвануться и выбить ему глаз острым замком браслета, и, желательно, еще стянуть с него кожу. Я бы даже ее потом съел. Но я не справлюсь с обоими, поэтому сдерживаю себя.

В комнате повисает звенящая тишина. Только грязная лампочка жужжит и потрескивает. По крайней мере, мне так кажется.

Но теперь я слышу, что звук меняется. Это не лампочка: жужжание доносится из-под стола, приближается к моей голове. Скашиваю глаза и вижу мельтешение: мушка носится. Вылетела из моего кармана. Вылупился мой опарыш. Глупенький. Столько воды и огня прошел, а вылупиться решил перед носом у двух жаб.

Кво некоторое время молча разглядывает зеленый томик, потом начинает говорить снова. Мне кажется, ему стоит больших усилий говорить спокойно.

– Что там, Александр Сергеевич? Такого важного, что вы нашего братца пришибли из-за этой вещи?

Переворачивает книгу то одной стороной, то другой, вдоль корешка на свет смотрит. – Какие-то особливые пасквили? Запрещенные текстики?

– Мои стихи. Старые, – говорю. – Редкие.

– Ах, редкие! – восклицает Кво. – Ну, раз редкие, значит, можно и лягушке в горло стрелу пустить. Кто лягушку-то хватится. А, Александр Сергеевич?

Молчу. Муха подлетает к лампочке, бьется об нее, истерично вибрирует крылышками. Я замечаю по беглому движению глянцевых глаз, что Кви обратил на нее внимание.

Муха звонко побилась о лампочку и стала вниз к столу неровными кругами спускаться.

– Ну, посмотрим, что за стишки, – говорит Кво, а сам пристально за мной наблюдает. Что я делать буду.