Сон негра

Нет времени. Не знаю, на сколько хватит моей пуповины, пора ее резать, пока не оторвала мне голову.

Кромсаю у шеи трос, но все не те петли, кажется. Под затянувшиеся кольца уже не поддеть, надо найти главный конец, а его и нет нигде.

Медленно, плавно, неумолимо меня вниз тянет. И вот чувствую, пуповина кончается, удержать меня хочет. Петли удавами вокруг тела сжимаются, на шее затягиваются. Я уже почти закачался в петле, но успел по шее себе полоснуть клинком. Попал, треснули волокна, разорвалась моя пуповина, моя страховка. Только еще ухо себе острым лезвием отхватил вместе с тросом. Дзынь! И я вниз полетел в маслянистую булькающую нефть. С головой, но без уха.

Река под водопадом густая, шоколадная. Пузыри лениво застревают в толще. Ни звука, только чувствую, как погружаюсь все глубже, а дна все нет, и течение уже куда-то несет, заворачивает, грести не могу, тело избилось о камни и слушается не лучше членов деревянного мальчика.

Плыву, куда несет. Главное, не потерял щенка. И томик на месте.

А что весь в нефти – не баклан, отмоюсь. На вкус только она шоколадная. Языком проталкиваю жижу сквозь дырявую щеку. Тут тоже спокойно. Не будет ведь больше водопадов. Хотя я уже так глубоко, что и не знаю, где буду, и буду ли, и надо ли мне где-то быть.

Хвать, – что-то за лодыжку дернуло и тут же пугливо отпустило.

Зеленовато-бледный свет в шоколаде разлился. Я вздрогнул. Снова: хвать. И снова быстро отпустил. Как рука, пугливая блудливая рука, хвать меня уже за локоть. И держит, бледным светится в мутной густой воде. И другая рука уже прицепилась ко мне, и третья, и все тело мое облепили, заметались и растащили меня на части, чтобы я не опустился глубже возможного, туда, откуда уже совсем нет возврата – страховочный механизм эдакий, верные руки, что на самом краю поддержат.

И вроде ничего не произошло, а вдруг вижу свою ногу отдельно плавающей. И руку, а каждой подвигать могу, а все равно по раздельности. И белесое марево из меня сочится, как из Щуки, когда в нее стрела попала. А светящиеся руки меня понесли куда-то сквозь толщу жижи. И чем дальше, тем она жиже, будто моя ядовитая кровь ее растворяет, и совсем я здесь чужой. Чьи же вы, руки? Почему вы меня разобрали? Я же сам не соберусь – вам придется меня собирать. А не собраться никак нельзя: нам с Пташкой еще порядок в голове наводить.

Тянут меня руки, мельтешат вокруг. Уже вроде плывем в совсем обычной воде: муть, гниль. Кое-где коряжится топляк. Дно близко, ил поднимаем своей возней.

Фосфоресцирующие руки без хозяев. Или это я хозяина просто не вижу. Какая рыбой плывет: пальцами как хвостом от воды толкается. Какая медузой: пальцы в кулак сжимает, лягает воду и таранит так мягкую муть. Другая семенит фалангами по илистому дну, с коряги на корягу перебирается. И у всех бледно-зеленые пятна на коже как оспины светятся.

Моя правая рука все еще сжимает нож. Я пытаюсь не дать ему выпасть: неаккуратные руки мою руку то и дело бьет о дно. Нож мне нужен, точно еще нужен. Нет, не с этими зверушками драться, но я же хотел в петлю влезть. Там есть то, что мне нужно теперь очень. Чтобы Государю-батюшке принести, чтобы он подавился. А больше этого я хотел только в город Ив, по пути гигантских щук из сети выпутывать.

Вот и Щука. К ней тащили меня руки. Все они знают, подталкивают. Чьи вы? Замерли, в воде пальцами лениво шелестят, и вдруг разом брызнули врассыпную, и исчезли: это Щука могучим хвостом дернула, оскалила пасть, бросилась в стайку, пытаясь поймать хоть одну лакомую руку – изголодалась, но ее удержали скрученные острые нити: неровными стяжками все ее огромное тело обвили. Всю морду щучью изрезала лесочная ячея, и из мясных лохмотьев, полощущихся в студеной воде, сочится белесый дымок.

Она дергается, но только сильнее путается. Белое брюхо стягивают жгуты, обдирают с нее золотистую чешую. Вовремя я, Щука?

Мои члены снова при мне. Руки меня успели собрать перед тем, как исчезли. Спасибо вам, руки. Дышать под водой легко, мягко. Вода проливается в легкие холодком и выходит обратно.

Щука замирает, сеть забилась под ее жабры, мешает рыбе дышать. Смотрит на меня одним глазом. От нее столько света исходит, что я вижу тяжелые ядра в иле, которые держат на месте рваную сеть. Каждая леса толщиной в пол пальца. Полупрозрачные тросы.

Что, Щука, охотятся на тебя? Всем подавай желание.

Правильно я нож сохранил. Вот и первая щука. Надеюсь, последняя. Мне бы в петлю, Щука. Очень надо.

Не отвечает, плавно поводит хвостом, на бок завалилась, растягивает уставшими жабрами ячею.

Ну, потерпи.

Я начал с головы. Прошелся лезвием вокруг морды, высвободил. Приходится пилить каждый трос. Одну за другой лесы перетирать. Со Щуки золотистая чешуя сыплется, оседает в иле, на пудовых ядрах.

Щука не дергается, дает освободить себе плавники, спину. С животом труднее всего: плотно впились жгуты, перетянули мягкое щучье брюхо. Ножом не подлезешь – поранить ее боюсь.