Сон №9

Питекантроп повернулся к госпоже Хохлатке и приоткрыл сложенные лодочкой ладони. Над комком земли светилась головка нежного белого цветка.

– Вы только посмотрите! – воскликнул Козел-Сочинитель.– Подснежник из Снежных гор! В сентябре! Какое изящество! Какая редкость!

На госпожу Хохлатку это произвело гораздо меньшее впечатление.

– Стану я благодарить тебя за то, что ты выкапываешь из навоза сорняки и таскаешь их куда ни попадя! Никогда не встречала такого бездельника! И закрой дверь с той стороны! Ты что, хочешь, чтобы мы с Господином умерли от воспаления легких?

Питекантроп уныло заворчал и закрыл дверь.

– Волосатый дикарь, вот он кто.– Госпожа Хохлатка принялась отскребать сковородку из-под селедки.– Дикарь!

Козлу-Сочинителю было обидно за своего друга, но он знал, что лучше не попадать госпоже Хохлатке под горячую руку.

***

Итак, я просыпаюсь, упершись взглядом в очередной незнакомый потолок, и незаметно для себя начинаю играть в амнезию. Я оцепенел и хочу остаться в оцепенении. Я часто играл в эту игру после смерти Андзю, начав девятилетнее путешествие по гостевым комнатам дядюшек с их хрусткими футонами из рисовой соломы: «Эйдзи погостит этот месяц у нас» – и кузенами, у которых всегда была под рукой ядерная боеголовка, возникни между нами хоть какой-то спор: «Если тебе здесь не нравится, отправляйся домой к своей бабушке!» Так или иначе, эта игра состоит в том, чтобы как можно дольше задержать чувство, что не знаешь, где находишься. Считаю до десяти, но это не помогает мне подобрать ключ к настоящему. Я спал в центре гостиной на надувном диване, за бледными шторами скрывается широкая застекленная дверь на веранду. Во рту у меня язва размером с лошадиное копыто. «Бах!» – взрывается бомба памяти. Головы в кегельбане. Перед глазами стоит Морино, освещенный огоньком сигары. Монгол на недостроенном мосту. Разминаю затекшие мышцы. Нос и горло основательно забиты – простуда взяла свое; тело само себя наказывает, независимо от мозга-идиота. Как долго я спал? Кто покормил Кошку? Пачка сигарет «Ларк» на кофейном столике. Осталось всего три штуки, и я выкуриваю их одну за другой, чиркая спичками. На зубах толстый налет. В комнате тепло. Я спал в одежде, пах и подмышки сопрели. Нужно открыть окно, но я еще не могу заставить себя двигаться. Пока я лежу здесь, не может произойти ничего нового, а расстояние, отделяющее меня от смерти, что поглотила тридцать, сорок человек, растет. У меня вырывается стон. Невозможно избавиться от того, что я видел. Это прогремит в новостях на всю страну, если не на весь мир. Войны Якудзы – отныне и до самого нового года. Снова стон. Судебные эксперты будут ползать по полю боя с пинцетами в руках. Бригада из Отдела особо тяжких преступлений будет опрашивать посетителей «Ксанаду». Девушка из зала патинко, уже снискавшего себе недобрую славу, расскажет репортерам о мошеннике, назвавшемся сыном управляющего за считанные секунды до того, как самого господина Одзаки выбросили из окна комнаты охраны на втором этаже. Полицейские будут делать наброски углем. А что делать мне? И что захочет сделать со мной этот невидимый м-р Цуру? Что сталось с Мамой-сан и «Пиковой дамой»? У меня нет никаких планов. Мне нечего курить. У меня нет салфеток, чтобы высморкаться. Изо всех сил прислушиваюсь и слышу… полнейшую тишину.