Сон о Ховринской больнице. Иллюзорный мир Бреда Волкера

Вечер подошел к концу, прозвучали последние аккорды, Ирина разнесла счета и театрально объявила, что увольняется и что это ее последняя смена в «Дайнере». Громкое решение девушка приняла незадолго до того, как о нем сообщила. Бурные эмоции устроили ловушку разуму, обнажив неоправданный порыв поделиться со всем миром тем, что она наконец дождалась светлых перемен в своей жизни.

И вот Ирина снова пришла в «Дайнер» как обычная посетительница. Она гордо возвышалась на барном стуле возле стойки, где часто сидел Виктор. Ирина была одна и не спеша поглощала свой заказ, наслаждаясь ощущением, что самое интересное еще впереди.

Он пришел. Не один. Дама, сопровождавшая его, была одета в дорогое пальто и держалась очень уверенно. Она могла бы быть его женой. Виктор вполне соответствовал своей даме. Вел себя подчеркнуто элегантно. Решив не дожидаться персонала, он пошел за меню, которое лежало на стойке. Поздоровавшись с музыкантами, сидевшими возле Ирины, новоявленный ухажер как бы нехотя кивнул и ей. Быстро схватив меню, он поспешил вернуться за свой столик.

На лице Ирины с момента появления этой пары появился след поражения и горькой обиды. Она едва удержалась, чтобы не расплакаться. Музыканты, выступавшие для нее недавно, сейчас успокаивали девушку. Они были деликатны и ненавязчивы, но в их улыбках читалась жалость.

Кончилась музыкальная пауза, и пастораль вновь воцарилась вокруг Ирины. Столик Виктора был рядом с ней, но она ни разу не взглянула на менуэтную пару. Девушка подпевала романтическим песням, которые по иронии судьбы сегодня тоже исполнялись для нее. Она отдала мотиву все свои чувства, ловя бескорыстно понимающие ее аккорды. Сливаясь с экспрессиями мелодии, душа верхом на скрипичном ключе летела к мирным облакам нирваны. Заботливый аккомпанемент лечил от боли, звонкий голос очищал сознание. Ирина была благодарна судьбе, что смогла познать безумный музыкальный мир, которого раньше никогда не замечала.

Виктор дружелюбно улыбался, подмигивал девушке за соседним столиком. Его дама недовольно посматривала по сторонам, но, давно привыкнув к недолгим интрижкам своего ухажера, мерно потягивала сладкий коктейль.

Ирина хотела уйти, но не решалась, умоляюще чего-то ждала или никак не могла проститься с изменчивой мечтой. Прошло еще несколько ноктюрновых композиций. Медленно одевшись, она прошествовала к выходу. Кто-то из зала шепнул ей «пока» — это было единственное прощание, которое услышала бывшая официантка тем вечером в мажорном «Дайнере».

СЕМЕЙНОЕ ДЕЛО

Образ хирурга неотрывно связан с белым халатом, часто — с густой бородой, неоднократно — с большими аккуратными руками и добрым сердцем. Кроме халата, Бред не находил в себе ничего общего с медицинскими работниками. Еще будучи студентом, молодой человек присутствовал на операциях в качестве умелого ассистента. Его гораздо чаще, чем сокурсников, приглашали к хирургическому столу, потому что опытные врачи считали Бреда отличным преемником их ремесла. Рука молодого врача никогда не дрожала. Эмоциональные переживания и долгие депрессии после неудачных операций парню были чужды. Казалось, что Бреда и вовсе не интересовал исход операции: он, конечно, делал всё возможное руками, но душа его оставалась незадействованной. Многих раздражало хладнокровие Бреда, но всё же большинство коллег ему завидовали.

Дородный заведующий отделением больницы, где Бред проходил практику, дружил с его отцом. Доктор Карманов с повышенным вниманием относился к сыну друга. Он часами мог беседовать с Бредом, но разговор чаще всего принимал форму монолога. Немолодой врач пересказывал всю свою жизнь раз за разом, рассматривал все положительные и отрицательные стороны современной медицины. Он воспринимал юношу как собственного сына, ведь у него самого не было семьи. Их тесное общение сделало Бреда отщепенцем среди стажеров. Юноше в равной степени были безразличны и болтовня приятеля папаши, и эмоциональные переживания одногруппников. Он просто безупречно выполнял свое дело. Иногда его профессионализм вызывал восхищение, чаще — ненависть.

Бреду не нравилось, что его выделяли. Ведь именно он меньше всего стремился к успехам в области медицины. Он так же хорошо знал свое дело, сколь оно ему было неинтересно. С детства он был лишен выбора профессии. В семье потомственных врачей с момента рождения Бреда уже решили, кем будет мальчик. Чувство ответственности взращивали в нем изо дня в день. О важности обучения рассказывал чуть ли не каждый член семьи, приговаривая, что в их деле ошибки недопустимы! В детстве Бред относился со всей серьезностью к словам старших. Он уважал дело, которым занималась семья. Все они были связаны с медициной и почти все добились признания.