Сон павлина

Достав перочинный нож и поточив его, Платон принялся с таким проворством обрабатывать голову тётушки, что вызвал всеобщее восхищение. Не прошло и получаса, как причёска была готова.

— Очень даже неплохо, — озирая себя в зеркало, признала хозяйка дома.

— Вот, пожалуйста — и не учил, а получил мастера-цирюльника, — недовольно проговорил Валерий. — Опять не тот результат. О стихах не думает. И этот не поэт… Да, но где же всё-таки Клеопатра и Бруно? Хоть бы весточку какую подали.

— Мне бы роту солдат, я бы весь город перевернул, а след нашёл, — уверенно заверил Василий Иванович. — А если бы дали ещё ракету, да я бы с ней для устрашения прокатился по улицам — в течение дня вернули бы и Клео, и Бруно.

— Пройдём-ка в кабинет, — пригласил учёный друга. Когда они расселись в креслах, он спросил: — Во втором Пушкине ты кого узнаёшь по характеру и манерам?

— Похож на Чапаева, — не колеблясь, определил он и неуверенно добавил: — Или, по крайней мере, напоминает командира батареи.

— Да. И мне так кажется. Внешность Пушкина, а характер — Чапаева. Получилась какая-то абракадабра. Хоть память прошлого и у него тоже не восстановилась, но манера, поступки так напоминают Чапаева. Ты что-нибудь понимаешь?

— Нет.

— И я тоже. Никак в толк не возьму, в чём тут дело? Первый Пушкин склонен к безделью, целыми днями торчит у экрана телевизора. Второму подавай полк и хоть сегодня — в бой. Справится, не заканчивая военной академии. Третий оказался прирождённым парикмахером. Но нет среди них того Пушкина, которого я стремился возродить, а именно — величайшего поэта.

— Как ты и предвидел, это подтверждает невозможность повторить личность, — заключил Павел. — Ты повторяешь тело, но не индивидуальность. Следовательно, всё верно: индивидуум в природе появляется только один раз. Второй эксперимент доказывает это. Полученные люди походят на кого-то, но только походят. Они не копируют их в точности и не являются ими в действительности. У того же Василия Ивановича можно найти много того, что, по-моему, не свойственно настоящему Чапаеву. И в чём здесь загвоздка — не пойму.

— Да, в этом — бессилие нашего ума, слабость человеческих знаний, — вздохнул Валерий. — Сознание — это та высшая форма материи, которая существует в природе как реальная сила и которая в нашем организме достигает не максимальных, а строго определённых значений и критериев. Природа очень экономна и не терпит ничего лишнего. Но есть в ней противоречие, не соответствующее её разумным и экономным привычкам, которое наталкивает на ряд вопросов. Почему мозг человека используется только на шесть процентов, а девяносто четыре, вроде бы как получается — лишние, раз бездействуют. Что это за особый резерв? Для чего он? Природа не создаёт лишнее, а заглядывая далеко в будущее, предполагает использовать этот запас для определённых целей. Но каких? В какого сверхразвитого индивидуума намерена она превратить человека в конечном итоге? Какие возможности откроются перед ним, если его мозг будет использоваться на все сто процентов, то есть на полную мощность? В какого сверхразвитого индивидуума превратится обычный гомо сапиенс? Очевидно, это будет необыкновенная личность с какими-нибудь колоссальными способностями. Пока это загадка, которую требуется разгадать.

— Да, мы используем только десятую часть своего будущего потенциала, — согласился Павел, — и если судить по этому, то развиты очень скромно. Мне кажется дело здесь не в нашем мозге, а в чём-то другом.

— Возможно, — задумчиво протянул Валерий, — Я понял, что, сколько бы мы ни повторяли близнецов, каждый из них будет совершенно другой личностью.

— Воссоздать оригинал — это восстановить его прошлую память, и тогда он вспомнит всё, что с ним было. Без памяти прошлого это совсем другой человек.

— Знаешь, мне кажется, сейчас самое время исследовать твой кактус, — неожиданно предложил Валерий: — Подключим к его колючкам датчики и проверим, какие поля индуцируются у него в момент мышления и соответствуют ли они биотокам человеческого мозга.

— Что ты! Он не дастся, оскорбится, — отмахнулся Павел. — Константин терпеть не может, когда к нему прикасаются. Не дай бог, колючку какую-нибудь сшибёшь ненароком при поливе, весь день будет охать, что его искалечили.

— Уговорим. Объясним ситуацию. Надо же понять, в конце концов, из чего складывается его личность. А ведь он — это тоже, несомненно, личность.

— Хорошо. Если уговоришь — исследуй, а против его воли я не пойду.

К ним в комнату, слегка приоткрыв дверь, заглянула тётушка Лида:

— Из милиции не звонили? О Клео ничего не известно? — осведомилась она.

— Молчит наша доблестная милиция, и ещё год будет молчать, пока сам о себе не напомнишь, — проворчал Валерий. Сейчас узнаю, как у них дела.

Он стал звонить по телефону, а тётушка охать и причитать:

— Моя бедная девочка! Она такая наивная. Да и Бруно — такой же, всему верит. Никогда не прощу себе, что отпустила их одних. Вот в наказание мне за это — переживания мои. Спать теперь не могу, и аппетит совсем пропал.

Её причитания прервал голос племянника: