Сон разума

— Вы на Гарри не обижайтесь, он раньше служил в спецназе, как говорится, университетов не кончал, — и добавил, обращаясь к самому охраннику: — Запомни, Гарри, Александр Петрович всегда желанный гость в нашем доме. Если, не приведи Бог, тебе или мне потребуется защитник в суде, лучшего адвоката нам не сыскать.

— Надеюсь, мы до этого не скоро доедем, — хмуро проворчал Гарри, держась так, чтобы посетитель не мог разглядеть его лица.

— Я тоже надеюсь, — широко улыбнулся адвокат, — но жизнь иногда мчится быстрее поезда.

Пожимая на прощание руку новому знакомому, он одобрительно оглядел реконструированный участок ограды:

— Английская пословица гласит: чем выше забор, тем лучше сосед. Я думаю, Аркадий Степанович, вы будете превосходным соседом.

По пути домой он не мог отделаться от странной мысли, что окажись сегодня на его месте незаметный случайный человек, не имеющий ни визитной карточки, ни его, Самойлова, известности, ни жены, готовой в случае чего поднять на поиски мужа все полиции мира, то еще неизвестно, когда и как ему удалось бы покинуть этот дом. У своей калитки он даже слегка мотнул головой, отгоняя разыгравшуюся фантазию. Но все-таки любопытно, что за аппаратура была в микробусе…

За время его прогулки Карина успела покончить с тюльпанами, протереть мебель от пыли и затопить печку. Поленья в топке потрескивали, и в доме было тепло и уютно. Настолько уютно, что за обедом возник вопрос, не остаться ли здесь ночевать.

Адвокат колебался: особо срочных дел в городе не было, в конце концов здесь имелся под рукой телефон, и он сам толком не мог понять, что же его подталкивает к отъезду. Скорее всего виной тому был новый сосед, свежеиспеченный предприниматель, внушавший Александру Петровичу определенную антипатию. Не то что бы он почувствовал потенциальную опасность — тогда бы и его самого, и жены здесь уже и духу не было, — ему казалось, этот человек может стать источником беспокойства.

Как часто случалось с адвокатом, когда он колебался в принятии решений, это сделала за него судьба. С улицы донеслось урчание автомобильного двигателя, и, подойдя к окну, Александр Петрович опознал машину соседа, жившего через дорогу, точно напротив Самойловых. Знал о нем адвокат немногое. Его фамилия была Зильберштейн, и он всю жизнь простоял в СКБ за кульманом, конструируя подъемные столы для морских ракет. От этого занятия его спина сгорбилась, глаза выцвели, а лицо стало безразличным и пепельно-серым. У него была больная жена и красивая дочь. Со временем, соответственно законам природы, жена умерла, дочь вышла замуж и уехала за границу, а сам он, став пенсионером и с трудом сводя концы с концами, поддерживал, как умел, порядок в городской квартире и на даче, где еще витали смутные воспоминания о том времени, когда он чего-то хотел и чувствовал себя живым человеком. Подобно старой цирковой лошади, которая и на лугу ходит по кругу диаметром тринадцать метров, Зильберштейн, будучи ничем не занятым человеком, приезжал проведать свое имение исключительно по пятницам.

Открыв дверцу автомобиля, он выдержал паузу, словно оценивая качество наружного воздуха, медленно подошел к воротам, отворил их, вернулся к машине и, выдержав еще одну паузу, въехал на свою территорию.

С этого момента, до появления Зильберштейна в доме адвоката, прошло минут десять, потому что Самойловы успели выпить по бокалу красного сухого вина и съесть искусно приготовленный Кариной лангет, когда услышали громкий и нервный стук в дверь.

На Зильберштейне, как говорится, лица не было. Из его речи, состоявшей в основном из междометий и приступов кашля, следовало, что у него в доме, точнее, под домом, в подполе, труп.

— Вы уверены, что это именно труп? А не пьяный, к примеру?

— А?.. Так как же… Конечно, труп… Он давно там лежит, то есть я так думаю… И люк в подпол был закрыт…

— Закрыт? А почему вам пришло в голову его открыть? Не успели приехать — и сразу в люк?

— Почему?.. Почему… Мне показалось, запах… будто странный какой-то…

— Запах тления? Зимой… маловероятно.

— Нет… я же говорю, показалось… нет запаха, нет. — Он резко дернул головой, и очки с его носа упали на пол, после чего, неловко скособочившись на стуле, он стал беспомощно шарить рукой по полу, пока Карина, сжалившись над ним, не помогла ему в поисках.

— Это все, что вы хотели мне рассказать? — как показалось Карине, суховато спросил адвокат.

— Ну да… а что же еще… на что вы, собственно, намекаете? — Зильберштейн совсем разволновался и, уже надев было очки, снял их и стал протирать платком.

— Вам следует, прежде всего, успокоиться. — Налив в фужер основательную дозу коньяка, Александр Петрович поставил его перед гостем.

— Что вы, что вы, я вообще не пью, — затрепыхался тот, но, внезапно смирившись, выпил содержимое бокала залпом. Закусив и откашлявшись, он и вправду несколько успокоился.

— Может быть… может, мы вместе пойдем и посмотрим?