Сон разума

Вечером по заведённому с недавнего времени Фёдор обыкновению ужинал перед телевизором. Настя этого не поощряла и старалась, чтобы приём пищи проходил у них за обеденным столом как и у всех нормальных людей, чему он, не желая мелочно своевольничать (к тому же для неё данное обстоятельство имело значение), вполне подчинялся, однако теперь стесняться было некого. Так вот, сгорбившись на диване и поднося ко рту вилку с наскоро и неумело нарезанным крупными кусками салатом, Фёдор на мгновение остановился в промежуточной позе, большой ломоть чего-то сине-зелёного, еле державшийся на самом кончике столового прибора, упал на ковёр, чего тот сразу не приметил, и в эту секунду на его лице вдруг заиграла мучительно-дурацкая улыбочка. Впрочем, вскоре он преспокойно продолжил своё занятие, а упавший кусок обнаружил вставая из-за стола, когда пришлось оттирать его с подошвы тапочек. Хотя нет, занятие своё он продолжил не так уж и спокойно, однако единственным мало-мальски определённым оказалось чувство, которое возникает, когда некто из не очень близких знакомых (за друзей можно просто порадоваться) начинает хвастать перед тобой своими успехами в жизни и в большом, и в малом, к тому же совершенно правдиво. Гаденькая зависть, мимо которой следует проходить безо всякого внимания. Тем не менее она – только то, что лежало на самой поверхности, но в глубине его души зашевелились другие, совсем на неё не похожие ощущения. Причиной их стало нечто, увиденное Фёдором на экране телевизора, однако полагать, что в нём промелькнул кто-то, кого он знал доселе, было бы ошибкой, забегая далеко вперёд, можно отметить лишь весьма поверхностное внешнее сходство, т.е. нужно ему оказалось до безобразия мало. В любом случае, в этот вечер размеренность, инертность оцепенения его жизни улетучилась, в душе возникло неопределённое лёгкое волнение, оставаться дома вдруг и сразу стало невмоготу, но и видеть людей он тоже особым желанием не горел, так что решил немного пройтись, один, освежиться, благо, что темнело теперь довольно поздно.

К слову сказать, часть города, в которой располагалась его квартира, была довольно живописной, точнее, неплохо приспособленной для жизни, а не обычным спальным районом. И дом его был не простым панельным конструктором, но благоустроенным комплексом для тех, у кого, быть может, чуть-чуть не хватает средств (или желания) на собственный. К нему прилегала небольшая аллея, скорее, отрезок широкой улицы, в середине которой обильно росли деревья, трава под ними давно и настойчиво зеленела, а на них самих распустились почки, только ещё выглядели малыми, мохнатыми; однако, что это за растения, Фёдор никогда не интересовался, ему было всё равно, выучился в своё время не на ботаника. На улице в нос ударил приятный запах мокрой свежей зелени, который обычно не замечаешь за дневной суетой, правда, довольно жиденький и блёклый, но от того не менее бодрящий. Молодые листья делали невнятные попытки игриво шелестеть при порывах ветра, пока лишь заодно с ветвями, Солнце почти село, и вокруг струились густеющие сумерки, кое-где разрезаемые светом уличных фонарей довольно непрактичного вида, стилизованные под неизвестно что, но с претензией на изящество, короче говоря, столичный дизайн местного разлива. Городу они, наверно, стоили очень дорого, однако не многие его жители могли оценить такие траты, и Фёдор был из числа большинства: остановился однажды (случилось это, когда те только-только поставили), сделал понимающий вид, немного сжав и приподняв губы и слегка покачивая головой, и прошёл мимо, никогда более не обращая на них внимания, однако, как обычно бывает, если бы ему представился случай провести любого иногороднего знакомого с экскурсией по городу, то наверняка наболтал бы фонарях с три короба.