Сон разума или иная реальность

Даже неразрешимая проблема сна Чжуан-цзы, растолкованная его учителем Лао-Дзы, который не может решить, является ли тот философом, которому приснилось, что он бабочка, или бабочкой, которой снится, что она философ, получила себе соответствие на Западе в новелле Теофиля Готье «Любовь мертвой красавицы».

Концовка ее отнюдь не оправдывает надежд, сводясь к банальной истории про вампира, тогда как поначалу она позволяла ждать большего, когда ее герой Ромуальд заявлял: «То я казался себе священником, которому каждую ночь снится, что он благородный господин, то благородным господином, который видит себя во сне священником. Я уже не мог различить сон и явь, я не понимал, где кончается иллюзия и начинается реальность».

Правда, в этой неразрешимой дилемме речь все время идет о человеке, об одном и том же человеке, который живет попеременно в разной обстановке, то благочестивой, то распутной жизнью. Контраст же между человеком и насекомым восстанавливается с необычайной смелостью в научно-фантастическом рассказе Генри Катнера и Кэтрин Л. Мур, где человек и насекомое, находясь в клиниках на двух далеких одна от другой планетах, видят во сне жизнь друг друга и живут этими неразделимыми и взаимодополнительными снами.

Разительное различие между этими двумя новеллами прекрасно показывает, как исходные параметры задачи могут варьироваться, приводя к несовпадающим решениям. У Готье смятенный герой живет то одной, то другой жизнью и не знает, которая из них сон, а которая явь. В рассказе же Г. Катнера и К. Мур насекомое живет во сне жизнью человека, а человек – жизнью насекомого, где у него фасеточные глаза, шесть лапок и кольчатое брюшко. Здесь перед нами не одно сознание, неспособное отличить иллюзию от реального восприятия, а сознание двух живых существ, принадлежащих к разных царствам природы, причем каждое из них во время сна живет дневной жизнью другого, образуя цепь ежедневных и бесконечно повторяющихся взаимоподмен.

Сны и литература, литература и сновидения, их взаимное проникновение друг в друга; что было раньше – яйцо или курица, что чему предшествовало – сны литературе или литература (эпос, мифы, былины и пр.) – снам… Как бы то ни было, всё многообразие литературных (и сновидческих?) сюжетов сводится, в основным, то ли четырём, то ли к тридцати шести корневым, изначальным историям, о чём мы уже подробно говорили и ещё поговорим в разделе Сны и кинематограф.

Сны и кинематограф

«В кино и ходят-то для того, чтобы дать облик и слово обитающим в себе призракам. По сравнению с психоаналитическим сеансом сеанс кинематографический – довольно экономный способ вызвать этих призраков пред собой: на экране».

Жак Деррида (1930 – 2004) – французский философ и теоретик литературы, основатель деконструктивизма – отрицания традиции истолкования с целью выявления сокрытий смысла.

Итак, сто пятнадцать лет назад, состоялось рождение кинематографа в виде, близком к тому, что мы можем наблюдать сейчас, произошло это 28 декабря 1895 года, когда на бульваре Капуцинов в одном из залов «Гранд кафе» прошёл первый сеанс кинематографа. Появился новый вид искусства, объединивший в себе все существующие до него, а литература со своими бродячими сюжетами стала основой кинопроизведений. С появлением же психоанализа и, как следствие, повышенного внимания к сновидениям и сновидческой практике, произошло невиданное взаимопроникновение снотворчества и кинотворчества, а также этих двух составляющих в литературу и в жизнь. Массовое сознание, загипнотизированное кинопродукцией, а теперь ещё и телевидением, периодически впадает то в сны наяву, то в агрессию кошмара, то в сладкое забытьё.

Недаром дедушка Ленин ещё когда догадался, что «…самым массовым из искусств для нас (для них – правящих большевиков) является искусство кино…».