"Вай-вай-вай какой пафос!" - подумалось Кате - "Ню-ню...".
Почувствовав, что комнату вновь ощутимо шатнуло, она присела на подвернувшийся табурет, стараясь больше не слушать призрака. Внезапно её очень заняла тема - "Можно ли быть пьяной во сне?". Решив больше не обращать внимание на занудное привидение, в конце концов сон штука такая, что если он не захватывает, то скоро сменяется другим, Катя начала сортировать букеты - розы к розам, тюльпаны (Мишка, как всегда оригинален) отдельно.
--... Игорь Щербаков...- знакомое имя прокарканное чужим неприятным голосом больно ударило по душе.
Подняв взгляд на всё так же стоявшего кособоким истуканом гостя, девушка тихо спросила:
--Что?
И впервые взглянув прямо в, по-рыбьи прозрачные, глаза призрака услышала:
--Юнга с моего корабля, Игорь Щербаков, находится при смерти. Корабельный маг-лекарь утверждает, что спасти его может...
--Он уже мертв!!! - крикнула девушка, чувствуя холодный камень воспоминаний, наваливающийся на неё неподъемной тяжестью!
***
Она смотрела на съежившееся лицо когда-то любимого человека, и внутри не было ничего, совсем ничего, кроме отвращения и ненависти. Слова рождались сами, тяжелые, правдивые слова. Такие же тяжелые, как боль где-то внутри. Боль, что давила камнем, мешая дышать:
--Извини, но простить я не смогу! Потому что... потому, что ты струсил. Давно струсил, еще летом. И потом пытался прикрыть трусость красивыми словами об ответственности. Впрочем, как и все мужики. Что уж говорить о женщинах... Сама не святая! Но мужчина должен оставаться мужчиной всегда, а не только в чьих-то глазах... Тем более если это его собственные глаза... ты неплохой человек, уверена... я просто все поняла, вот сейчас, после всего, поняла, кто ты есть на самом деле!
И резко повернувшись, не давая ему ответить, пошла прочь. Зная уже, что он не догонит, не остановит, не подхватит на руки. Он такой же, как и все - обманщик, предатель. А окончившееся безумное лето, что когда-то казалось точкой отсчета жизни, ИХ жизни, оставалось за её спиной съежившимся пареньком в дурацкой голубой куртке. Дни безоблачного счастья, песен под гитару, и любви... любви... любви... - развеялись дымом. Дымом осенних погребальных костров, на которых сердитые тетки сжигали съежившиеся трупики, когда-то молодых и беззаботно шепчущих о любви, листьев.
Но запомнит она его другим - желтое заострившееся лицо на белоснежной простыне. Тяжелый дух болезни. Пиканье медицинского монитора. И царящее надо всем этим хищное слово "меланома". Она долго помнила родившееся тогда ощущение того, что эта пустая оболочка, не Игорек. Не тот человек, которого она полюбила всем своим ещё не знавшим настоящей любви, сердечком... Не тот кто оказался таким уродливым обманщиком... Не тот кто предал её... Совсем не тот, кого она по-прежнему, где-то глубоко, за навешанными волей замками, любила...
На похороны она не пошла. Просто проплакала весь день. Запершись в своей комнате, свернувшись калачиком. Так обиженно рыдает ребенок, осознав, что в мире существует не только жизнь, но и смерть. Почему-то вспомнился озорной, подаренный Игорем в один из ИХ солнечных дней, игрушечный заяц. Его пластмассовые черные бусинки-глаза плавились в огне, пожирающем прошлое: письма, фотографии, кассеты с его песнями - и казалось, что заяц плачет от боли, пожираемый огнем. Безвинная жертва чужого пламени...
***
--Он уже мертв!!! - повторила Катя. Обида волной накатилась на неё, на глупую жизнь, на то что радостный праздник Дня Всех Влюбленных, слова Миши, всё-всё что пригрезилось ей только что, это всего лишь затянувшийся, превратившийся в ночной кошмар, сон...
--Мертв! - твердо припечатала она.
Порождение сна стоял, не меняя позы, лицо все так же напоминало застывший портрет из галереи какого-нибудь идальго. Сжатые в тонкую полоску губы не шевелились. Лишь в пустых, холодных глазах заклубилась тьма. Даже во сне руки Кати покрылись неприятно зудящими мурашками...
"У него глаза убийцы" - промелькнула в мыслях девушки цитата из какой-то полузабытой книжки.
--Что ты знаешь о смерти?! - Кате впервые услышала что-то человеческое в голосе видения. Это не был уже тот монотонный рокот похожий одновременно на гул штормового океана и хриплые крики морских птиц. Что-то похожее на усталость, а может быть и раздражение, появилось в голосе у гостя. Или так казалось девушке?
Катерина почувствовала, как в ней закипает ярость! Та ярость, что иногда просыпалась в ней, заставляя ссориться с друзьями, обижаться на близких... Но в то же время помогающая добиваться поставленных целей, защищаться от неуютного, омерзительного мира. Та, которая, по выражению Катиной мамы, делало из "её милой дочки" ведьму-фурию...
--Смерть - это конец! Это значит всё! Это значит...