Дело совсем плохо… Мой друг резко поднялся на ноги. По-моему, я даже различил свист воздуха в ушах от такого стремительного движения. Так в детстве у меня струны рвались на гитаре, когда я учился играть этюды, задаваемые преподавателем музыкальной школы: быстро и шумно.
– Пойдём проверим, что внутри происходит, – уверенно произнёс он.
Я и сказать ничего не успел в ответ. Ни согласия, ни возражений с объяснением своей позиции. Да и перечить Степану при нынешнем его настрое точно не хотелось.
Дверь, откинутая моим другом в сторону, жалобно щёлкнула о стену. Я едва успел отскочить от неё, когда та возвращалась обратно в своё привычное положение. Первым делом мы со Степаном двинулись в горенку, где знахарка проводила обряды. Там никого не оказалось… Лишь перевёрнутые банки с водой, разлившейся по скатерти на столе. Несколько склянок валялись разбитыми на полу. Железный бак в углу оказался помятым, а на его боках без труда угадывались следы чьих-то ботинок. Некоторых икон на столе бабы Юли не доставало, прочие же были изрезаны ножами или залиты кровью. Только чьей?
– Богохульники, – просипел Степан, без устали крестясь и пятясь назад. – Сволочи!
Я продолжал блуждать взглядом по комнате, наблюдая погром, который кто-то учинил здесь совсем недавно. Степан, дойдя до порога горенки, дёрнул меня за плечо. Подожди, друг. Одну минутку. Сейчас я кое-что проверю… Полочка со свечами… Внутренний голос тащил меня к ней. Я, повинуясь воле своего второго «я», подошёл к столу бабы Юли. Рука нащупала шершавое дерево полки. Пальцами я зацепился за выделявшийся уступ и дёрнул его на себя. Усилия особого прилагать не потребовалась – полка выехала легко и непринуждённо. Но в ней вместо восковых свечей я увидел… багровую кровь… Похожую на ту, что в далёком детстве лилась из сплетённых ладоней двух знахарок. А сейчас кровь растекалась огромной лужей, капая на пол сквозь тонкую картонку, служившую полке дном. Её было много. На первый взгляд, уровень крови достигал половины моего указательного пальца. Скривившись, я решительно погрузил руку в багровую жидкость. Свечей на дне не было. Ни целых, ни сломанных, вообще никаких…
– Демоны! Приспешники сатаны! – запричитал Степан, падая на колени перед единственной уцелевшей иконой, располагавшейся на стене слева от меня.
– Приспешники сатаны, говоришь… – задумчиво произнёс я. – Одни у нас такие в деревне. Не так ли, Степан? – на мгновение он задумался, прерывая свои причитания и суетливо двигая бровями, будто припоминая что-то, а затем неистово закивал и задёргал дубовыми кулачищами. – Вот и я говорю, что одни. Дети старухи Анны… Иных не сыскать.
Загнанная собака страха проснулась в своём тёмном углу. Зарычала приветственно, напоминая о себе. Её начинание подхватили настырные мурашки, пробежав вдоль позвоночника. Нет, пока тебе не удастся выбраться. И врасплох ты меня на застанешь! Чего же ты, рыжебородый дед из сна, хочешь? Проверить меня? Посмеяться, поглумиться, наблюдая за моими потугами преодолеть ужас приснившихся ранее кошмаров? Кто ты? И почему из миллионов людей, которые тоже видят страшные сны и, вероятнее всего, изредка умирают от них, ты выбрал меня?
Внезапный шорох заставил меня резко оглянуться по сторонам. Не таинственный ли дед затаился где-то в горенке? Нет. Почудилось. Но мысли в голове отпрянули от переднего плана, выпустив вместо себя долгий и злой смех. Смех, который принадлежал незнакомому деду из кошмарного сна…
– Степан, а нет ли кого в нашей деревне с рыжей хлипенькой бородой, в одежде рваной да с зубами гнилыми?
– Под твои описания человек тридцать подходит, если не больше, – искренне удивился мой друг и лишь простовато развёл в стороны руками. – Ты и сам их всех знаешь, не первый день тут живешь…
Конечно, на что я наделся? Надеялся на то, что Степан скажет: «Да-да-да, под эти приметы лишь один подходит. Он у леса страшного да тёмного живёт. Деток маленьких живыми ест. В лесу тропами тайными всех блудит, а затем убивает. Подлюка страшная, – причем эту часть Степан должен был бы сказать тише, а вторую уже громче. – Даром что односельчанин. Козни всем строил окаянные. Посильнее, чем с блужданием по лесу. Людей люто не любил, да и к домику твоему присматривался, точно изжить тебя давно хотел. А потом умер он». А я спрошу: «Каким же это образом он умер?» – «Во сне». На это наделся ты? Смех, да и только…
– Да уж… – растянул я на добрые три секунды. – А гробовщик у нас кто? – почему-то на ум пришёл именно он.
– Так нет его у нас. Все на заказ работают. Но чаще других Васька-столяр занимается гробами.
Всё понятно. Даже если по первой мысли я и подозревал человека этой профессии, то после названного имени стало несколько проще. Васька не мог быть тем бородатым мужиком из сна. Не мог, во-первых, по причине того, что бороды отродясь не носил, а во-вторых… Просто не мог. На лице у него было написано: «Добряк». Такие люди мухи в жизни не обидят.
Тогда кто же этот бородач из сна? Где любезные подсказки, незнакомый дедушка? Где твои наводки, правильные пути к следующему кошмару?