Сон Царевича

– Ну естественно. Артем мне рассказал, что с ним какая-то странная дамочка связалась. Тогда я понял, что ты копаешь дальше, и попросил слить тебе часть инфы. А дальше – дело техники…

– Поэтому меня сюда так легко пропустили? – догадалась она.

– А ты думала, в частной неврологической клинике так плохо с конфиденциальностью и охраной? Я даже одного из врачей попросил тебя сразу в нужный бокс направить, чтобы долго не искала. Сэкономили всем кучу времени…

Какая же она дура. Гордилась, что все замечательно спланировала и осуществила, а ее просто заманили в ловушку. Теперь пришло время расплачиваться за глупость. И Елисея не спасла, и себя погубила окончательно… Она с удивлением отметила, что в голове начинает проясняться. Действие препарата ослабевает, а он не стал дозу увеличивать?

– Лис, заканчивай театр одной актрисы. Подумаешь, героиня в плену врага! Все расскажешь, и будет небольно.

– А что будет?

– Просто забудешь все, что произошло. Ну, может, еще кое-что…

– Английский тоже?

– Препарат действует избирательно и нацелен на краткосрочную память, но все индивидуально…

– Пожизненно стану твоей пациенткой? На пару с Царевичем?

– Я не против, – ухмыльнулся Быстров. – Только давай без Царевича. Зачем совращать несовершеннолетних? Если хочешь попробовать втроем, лучше пригласи подругу…

– Нечего мне тебе сказать. Я сама все спланировала и сделала.

– Зря ты так, – почти с сожалением проговорил Быстров и начал менять флакон в держателе капельницы.

Неужели он реально сделает это? Она-то до сих пор думала, что бывший ученик хочет ее запугать. Впрочем, это уже совсем не тот мальчик, который подавал ей пальто и пытался неуклюже обнять в прихожей собственной квартиры. И даже не тот худющий рыжий парень, который признавался, что любит ее десять лет. То есть он по-прежнему рыжий и худющий, но глаза… В них сейчас мелькало опасное сумасшествие. И кому тут, спрашивается, лечиться надо?

– Последний раз спрашиваю, – он наклонился к ней, держа руку на капельнице.

Она глянула прямо в его безумные глаза и неожиданно даже для самой себя отчетливо проговорила:

– Быстров, ты больной придурок. Ничего я тебе не скажу.

Не всем суждено стать героями, значит? Из нее, кажется, Павла Мечика не вышло, а жаль. Она-то думала, что трусиха, предательница и, попав в плен, не станет молчать и кого-то выгораживать. Правда, ей пока ничего страшного не сделали… Хотя кто знает, как эти препараты действуют – могут быть отдаленные последствия. Но теперь, похоже, все всерьез, это явно не пустые угрозы. Зря она так, конечно. Может, удалось бы уцелеть.

Зачем ему знать, кто ей помогал? Какое это имеет значение? Он наверняка прекрасно знает всех друзей Елисея, к тому же следил за ней и мог сам увидеть, с кем она встречалась. Просто ему нравится издеваться и мучить ее. Пытается отыграться за то, что она его послала? Знала бы, как все повернется, ответила бы тогда помягче. Надо было согласиться встретиться еще, потянуть время, а потом что-нибудь придумать…

Но теперь уже не важно. Поздно оправдываться.

– Ну как знаешь, – он потянулся к переключателю.

Еще мгновение, и в ее вены, кажется, потечет сама смерть…

* * *

Завтрак неожиданно оказался вполне приличным: овсяная каша на молоке, вареное яйцо, бутерброд с сыром и чай с лимоном. Он, конечно, предпочел бы кофе, но понимал – в этом заведении его точно не подадут. В остальном еда устроила: всегда любил овсянку. Другие ненавидели, кривились и отказывались, а он спокойно ел кашу и в детском саду, и в школе. Вечно с ним что-то не так. С самого детства. И, кажется, оно у него еще не закончилось…

Ну да, пока восемнадцать не исполнилось, он считается ребенком и абсолютно бесправен. Любые документы, в том числе медицинские, должны за него подписывать законные представители. Родители то есть. Интересно, они в курсе, где он сейчас? Если нет, то ищут или уже махнули рукой? Переживают или только рады, что проблема самоликвидировалась?