Сон в летнюю ночь (СИ)

— Он по жизни радостный. Я таких счастливых видела только в рекламе шоколада.

— Ох, любишь ты путано изъясняться. А чего ты, душенька, покраснела? — голос князя стал мягким, вкрадчивым.

— Ром, жарко у тебя.

— Сейчас ещё жарче будет, — Слеповран притянул Вику к себе. — Ты рубаху-то сними, чтоб не париться.

Куранты торжественно отсчитывали четверть часа, полчаса… Откинувшись назад, изогнувшись всем телом, Вика издавала стоны восторга, а язык и губы Слеповрана ласкали все волшебные точки её тела, разжигая жар внутри. Когда объятия разомкнулись, Вика потянулась и, обнажённая, прошлась по комнате. На полу валялась в спешке сорванная и в пылу страсти разорванная нижняя сорочка. «Надо же было придумать настолько противозачаточное бельё, чтоб с таким трудом снималось!» — в который раз за год подумала Виктория, взглянув на брошенный посреди спальни кружевной батист. Оставаться голой не хотелось, но надевать эти сложносочиненные одежды Вика не собиралась: и долго, и в доме жарко — тем более, судя по глазам Слеповрана, вскоре вновь придётся всю эту многоярусную конструкцию с себя снимать.

— Ром, дай чем прикрыться.

— Так ходи. На тебя, нагую, смотреть — глаза радуются.

— Да я вижу, не только глаза…

И вновь сплетались тела, подчиняясь единому ритму, и вновь слышалось прерывистое дыхание и сладострастные стоны, и вновь наслаждение уносило их… Время потеряло смысл — часы бежали быстрее минут.

— Ром, ну, дай какой-нибудь халат поносить. У тебя же, как у персидского шаха, их больше, чем дофига. Каждый раз в новом кофе пьёшь.

— Сил нет Сеньку звать. Сходи сама в гардеробную.

— Голой по дому?

— Ой, как ты вдруг застыдилась! Да никто твою наготу не увидит, скромница моя. Все внизу в людской. На втором этаже токмо мы.

Вика шла по галерее комнат. В дрожащем свете, отбрасываемом свечой, с портретов на неё строго смотрели какие-то важные господа. Слеповран рассказывал ей про некоторых, имена называл, но она не запомнила, и так чересчур много информации получила в этом восемнадцатом веке — мозг плавится.

В коридоре паркет сменился мрамором, холодя босые ноги. «Надо было хоть обуться, раз пошла по дому голая шастать, — упрекнула себя Вика за легкомыслие и тут же сняла с себя вину: — Могли бы и в коридоре паркет постелить или линолеум. Хотя, может, и нет у них тут линолеума для коридоров. Они даже слово «коридор» не могут выговорить. Колидором называют, а маскарад — машкерадом. И ещё после этого мне Юлиана указывает, что я по-русски плохо говорю». С этими размышлениями Виктория распахнула украшенные росписью двери гардеробной и замерла в восторге. Она не раз ожидала Слеповрана, когда он заходил за эти двери, чтобы выбрать шляпу или ещё какой-то предмет, но сама вошла сюда впервые. Вике гардеробная комната представлялась большим платяным шкафом, а оказалось, что это даже не комната, а зал, уставленный массивными сундуками, вешалками, зеркалами, пуфами; стены обиты деревом, на полу дорогие ковры. Как заворожённая ходила Виктория среди ворохов явно годами складируемой одежды, открывала дверцы дубовых шкафов. Вот висит одежда для охоты, а здесь — роскошные праздничные камзолы, а здесь — Вика распахнула резные дверцы и увидела голубое шёлковое платье, отороченное горностаем. Не успела удивиться (зачем в гардеробной кавалера шкаф с дамским платьем), как поняла: это то самое платье, в котором «призрак» пугал императрицу. Поставила подсвечник на пол, вынула наряд из шкафа, приложила к себе — ей коротковато, широковато, ну, точно: и размер, и рост Анны Иоанновны.

— Зачем по шкафам рыщешь? — в дверях гардеробной стоял Роман Матвеевич. Атласный халат перехвачен витым шнуром, золотые шёлковые кисти блестят в полумраке.

Виктория аж рот открыла от возмущения: оказывается, в спальне халат лежал, а Слеповран её нагишом по дому отправил. Но сказала Вика совсем другое:

— Это то самое платье, в котором приведение зажигало?

Лицо князя исказилось злобной гримасой, больно схватил Вику за руку, прошептал:

— Ты кем шпионить за мной приставлена?

— Ром, ты чего? Пусти! Больно же!

— Говори, кто указал, что платье у меня надо искать

— Да никто не говорил. Случайно увидела. Руку отпусти!

Вика отлетела в угол гардеробной, даже не поняв, что её ударили. Она упала на какие-то шубы, но мягкое приземление не спасло от нового удара.

— Ром, ты с ума сошёл? Не шпионила я за тобой. Пусти, я оденусь и пойду. Клянусь: больше ты меня не увидишь.

— Хватит мне дурочку показывать! Собралась во дворец бежать про платье доносить? Мол, нашла душегуба. Ты из этого дома никуда не выйдешь. В подвале у меня сгниешь.

Слеповран угрожал Вике пыточными-подноготными, как полтора года назад, когда обнаружил её в своём саду над Москвой-рекой, но теперь героиня понимала, что стоит за словами «когда иголки под ногти станут загонять, во всём признаешься». Ей вдруг открылся в полной мере весь ужас своего положения.

— Ромочка, дорогой, я никому про платье не расскажу! Чем хочешь, поклянусь, что никому никогда не разболтаю. Отпусти меня, пожалуйста!