— По-моему, неглубоко, — заметил он и приказал: — Ползи обратно.
— Нет уж! — со злостью ответил Джон. — Если уж я начал воевать, то никуда не уйду!
Тэгрынкеу оторвал полу камлейки и плотно перевязал рану Джону.
Красногвардейцы короткими перебежками приближались к ярангам.
Теперь пятеро оставшихся белогвардейцев, отстреливаюсь, отделились от стойбища и быстро уходили по отлогому склону. Перевалив через каменную гряду, они прекратили стрельбу: то ли берегли патроны, то ли решили не терять время и скорее уходить.
Тэгрынкеу остановил отряд.
— Сами идут к смерти, — коротко сказал он, глядя вслед уходящим.
В полутьме яранги женщины возились у очага и мирно разговаривали между собой. Джона удивило это спокойствие. Но по взглядам он догадался, что женщины поначалу ничего не поняли, может быть, даже решили, что пришли другие бандиты. Но одна из женщин, которая хорошо помнила его, вдруг всплеснула руками и сказала подругам:
— Глядите — Сон!
— Не только я, — сказал Джон. — Вместе с нами и Кэлена.
Женщины со страхом переглянулись между собой.
— Кончились ваши страдания, — проговорил Джон. — Больше разбойники в ваше стойбище не вернутся, — зовите ваших мужчин и возвращайтесь в старое стойбище.
И вдруг словно прорвалась плотина, женщины зарыдали и в один голос наперебой принялись рассказывать о пережитом.
Из оленьего стада возвратились напуганные мужчины, которым долго пришлось растолковывать, что кошмар кончился.
— В кровавое стойбище мы не вернемся. Страшно там. Дети не могут видеть такое, — заявили пастухи. — И бандиты могут вернуться.
— С вами пока останется часть отряда, — обещал Тэгрынкеу. — Будут охранять вас. Но брошенные яранги надо сжечь.
Обратный путь был недолог.
Старая Кэлена не отходила от Джона. На привалах она осторожно разматывала бинт, подкладывала какие-то травы, шептала заклинания.
— Круг замкнулся, — сказала она, когда покаялись яранги Энмына. — Ты, Сон, снова пришел ко мне, израненный белыми людьми. Я же пришла к морским жителям, анкалинам. Больше в тундру мне не вернулся.
На рейде Энмына стоял пароход, Берег был завален выгруженными товарами, бревнами, досками для строительства новой школы.
Обилие товаров, новый вельбот, моряки, которые дружелюбно разгуливали по селению и наотрез отказывались торговать, — все это было так необычно и ново, что страшный рассказ о кровавых событиях в стойбище Ильмоча не привлек большого внимания энмынцев.
Пароход решил уйти от надвигающихся льдов. Впереди была зима, полная новых забот и тревог.
В яранге Джона Макленнана поселилась Кэлена и пришлась по душе всем ее обитателям, словно только ее и не хватало здесь для полного счастья в жилище.
Джону пришлось принимать весь разгруженный товар. Все это богатство накрыли брезентом, часть товаров в ярангу к Орво. Новый торговец вот-вот должен был приехать в Энмын.
— Лавку построите следующим летом, — распорядился Тэгрынкеу. — Пусть пока торгуют в школьном доме, когда там нет занятий.
Антон пытался было протестовать, но Тэгрынкеу быстро уговорил его.
Замерзло море. Обозначились тропинки на льду и на свежем снегу, а торговца все не было, ипоэтому время от времени джон в присутсвии членов Совета вскрывал товары и выдавал нуждающимся, что им требовалось. И записывал взятое.
Хотя лежбище ничего не дало жителям Энмына, но голода пока не чувствовалось: нерпы было много, и каждая семья успела сделать порядочный запас мяса. Охотникам даже удалось выложить приманку в тундре.
День убывал, темнее становились ночи. Темнота усиливалась низко висящими тучами, и снегопад не прекращался.
Благодаря заботам Кэлены, плечо Джона быстро зажило и о ране ничто не напоминало, а слова Кравченко о том, что Джон получил рану в борьбе за революцию, запали в душу Джона.
Возвращаясь с промысла, Джон заставал Пыльмау и Кэлену, ухоженных детей и серьезного, очень озабоченного Яко, который по вечерам старался читать незнакомые русские стихи, которые сам наполовину понимал и пытался растолковать домочадцам, пользуясь пояснениями Антона Кравченко.
— Как хорошо, что с нами поселилась Кэлена! — сказала как-то Пыльмау.
— Да, я тоже доволен, — ответил Джон. — Она тебе много помогает.
— Разве это главная помощь? — ответила Пыльмау. Она долго молчала, пока не спросила:
— Разве ты сам не чувствуешь, как она тебе помогает?
Джон поначалу не вник в суть вопроса. Действительно, Кэлена не раз помогала ему в домашних делах и даже перешила собачьи алыки.
— Я ей очень благодарен! — сказал Джон.
— Она иногда так устает, что без чувств валится на пол, — доверительно сообщила Пыльмау.
И только теперь Джон догадался, о какой помощи говорит Пыльмау, — в его отсутствие шаманка вовсю камлала!
— А может быть, ты заставляешь ее помогать?
— Как ты можешь так думать! — возмущенно ответила Пыльмау. — Старуха так благодарна тебе, что и не знает, чем угодить. Сначала я сама отговаривала ее от камлания, но когда увидела, что это только помогает тебе, перестала. Зачем мешать человеку творить добро?
— Но это нехорошо! — осуждающе сказал Джон, хотя и не понимал, что же тут нехорошего.