Сон в пламени

Не отпуская его локтя, она пожала мне руку, и сделала это хорошо: сильно и с чувством.

– Рада познакомиться с вами, Уокер. Так мило с вашей стороны прийти сюда.

Меня удивил ее безмятежный и счастливый вид. Пару часов назад она подверглась нападению, а сейчас стояла здесь, как невозмутимая хозяйка на дипломатическом коктейле.

– Эй, что это? – Николас указал на темную отметину под ее правым ухом.

– На память от Люка. Наверное, завтра моя челюсть будет выглядеть ужасно. Как у проигравшего боксера.

– Минутку. Давай добудем немного вина, а потом поговорим обо всем.

Он отошел к стойке. Марис проводила его взглядом. Когда она повернулась ко мне, то одновременно плакала и улыбалась.

– Пожалуйста, извините меня, Уокер. Я просто… – Она приложила руку к глазам и резким движением смахнула слезы. – Так приятно видеть вас двоих. Когда Николас позвонил сегодня утром, я так обрадовалась. А потом надо же было случиться этой глупости. – Она снова вытерла глаза. – Я сегодня действительно не в себе. Я думала, мне конец.

– А теперь вам лучше?

– Хотелось бы, но пока еще не очень. Жаль, мы не встретились при других обстоятельствах.

Вернулся Николас с большой бутылкой белого вина и тремя бокалами.

– Ну, так полиция еще его не схватила? – Он протянул ей наполненный до краев бокал.

– Нет, и вряд ли схватит. Насколько я его знаю, он сейчас, наверное, уже на пути во Францию. У него уже бывали неприятности с полицией. Когда что-нибудь случается, Люк удирает в Париж. У него там семья. В душе он большой трусишка.

И это все решило. Оттого что человека (монстра?), недавно пытавшегося ее убить, она называла «трусишкой», я влюбился в нее. Поверьте, вот так просто и было.

Ключи, отпирающие сердце, сделаны из смешного материала: вылетевшая ни с того ни с сего, ниоткуда, обезоруживающая фраза; некая особенная походка, от которой у тебя кружится голова; то, как женщина напевает в одиночестве. Отец говорил, для него все решило то, как моя мать с ним танцевала.

Николас и Марис продолжали говорить, а я все смотрел на нее и пытался придумать, что же делать. Когда я снова переключился на их разговор, Николас спрашивал, что она собирается делать.

– Останусь у подруги. Я хочу поскорее убраться из города, потому что неизвестно, когда он вернется. Пока еще не знаю, куда уехать, так что сначала надо определиться с этим.

– Тебе нужны деньги? Она протянула руку и коснулась его щеки.

– Нет, но все равно спасибо за предложение. Дома я взяла всю свою наличность, чеки и паспорт, на всякий случай. Я не собираюсь туда возвращаться. Я позвоню своей подруге Хайди и попрошу ее перевезти мои вещи на склад или куда там еще. Где бы Люк ни был сейчас, он не оставит меня в покое. Я о многом тебе не рассказывала. Я привыкла думать, что он просто обидчивый и ранимый, но он действительно сумасшедший, Николас.

– А почему бы нам не отправиться вместе в Вену?

Это сказал я.

Оба взглянули на меня с одинаковым выражением: «А?»

Николас отхлебнул вина и посмотрел на часы.

– Он совершенно прав. Поехали, Марис. У нас сорок пять минут.

Она приложила руку к губам. О! Прошло десять лет, прежде чем она заговорила. Что бы, черт возьми, я сделал, если бы она сказала «нет»? Чем стала бы для меня ночь в Вене без нее? Она перевела взгляд с Николаса на меня, потом обратно на Николаса.

– Пожалуй, мне хочется так и сделать.

– Так сделай! Пошли. На ней было короткое черное пальто из какого-то шелковистого материала. Я смотрел, как она накинула его на плечи. Когда мы собрались уходить, Марис обернулась и взглянула на меня.

– Это безумие? Я должна?..

– Полагаю, это не безумнее всего прочего, что случилось сегодня, а? Люк знает, что вы друзья с Николасом?

– О да, но ему не придет в голову, что мы вот так, с бухты-барахты отправимся в Вену. Это не в моем духе, обычно я не очень реактивная.

– Тогда все в порядке.

Она глубоко вдохнула и кивнула, скорее себе, чем мне.

– Да, верно. Спасибо.

Николас взял ее за локоть, и они направились к лестнице. Я следовал сзади, размышляя, какую роль в этом сценарии сыграли Бог, или судьба, или удача. В сердце у меня еще таился страх: вдруг Марис остановится и скажет, что никак не может уехать? Возможно, сам того не думая, я шел за ними по пятам, чтобы схватить ее, если она начнет сомневаться или испугается громады предстоящего риска.

Несколько недель спустя я спросил Марис, о чем она думала в тот вечер, когда мы вышли из ресторана. Она дала странный ответ: