Сон в руку

Вот, я и не рассказывала, а потом мне и сниться такое перестало. Первой тебе говорю, потому как никогошеньки из тех, кто историю эту помнит, в живых не осталось…

Веришь ли мне, Оля? Или уж не отличаешь былое от вымысла городским своим умом?

***

Прокрутила в памяти соседкин рассказ Ольга Михайловна, перекрестила комнатку свою, лампадку у образов зажгла, да и спать легла растревоженная: вон как засиделась – ночь на дворе!

Только голову на подушку опустила, слышит – вроде зовёт её кто:

– Оля! Олюшка, выдь ко мне…

Встала Ольга Михайловна. Шерстяной платок на сорочку накинула и, отогнув занавеску в узком окошке, выглянула во двор.

Темно. Только свет фонаря у председателева дома чуть достает до калитки.

А у калитки, позади сиреневого куста Клавдия Петровна стоит. Руки за спину увела и на оконце смотрит.

Увидела соседка Ольгу Михайловну, улыбнулась, а у самой – слезы из глаз:

– Рано я тебе, Оленька, историю свою рассказала. Нельзя мне было говорить. Прощай теперь, Оля, коли хочешь – помолись обо мне. Да, никому о нашей встрече, смотри, не рассказывай.

Сказала так, развернулась, рук не расцепив, и пошла прочь от дома в ту сторону, где две тени смутные стояли: женская, черная-пречерная, и девичья прозрачная, как лунный свет…

***

– Баба Оля! Бабушка!

Ольга Михайловна резко проснулась: в самое лицо кричала ей внучка Аля.

Еле найдя слова и голос, пожилая женщина прохрипела:

– Алечка, ты ж только к обеду из города приедешь?

– Бабушка, ты чего?! Вечер уже – половина девятого. Я тебя в Большом Колыханово на остановке два часа прождала, а потом на попутке приехала. В дверь стучала – все руки отбила. Стучу к тебе, стучу, а мимо председатель ваш бежит.

Кричит мне:

– Алька, ночью Клавдия Петровна преставилась. Передай бабушке своей – дружили они…

Как я испугалась, бабушка! В сенях у тебя окошко разбила и влезла через него. Холод невыносимый дома, и сама ты – как лёд. Лежишь, словно спишь, только слезы из глаз текут у тебя, не переставая. Я тебя бужу-бужу битый час, а ты не слышишь! Что с тобой, баб Оль? – плакала Аля.

Ольга Михайловна приподнялась с подушки и обняла внучку:

– Ничего, Алечка. Просто сон дурной приснился…