Сон в руку

Полетаев попытался их урезонить:

- Да вы что, в самом деле! Нас сейчас отсюда выгонят.

Действительно, обслуга посматривала на них недобрыми глазами. Управляющий сдерживал себя из последних сил.

- Панове, я предлагаю всем разойтись. Вышло недоразумение, мы приносим свои извинения, но вам необходимо успокоиться, а лучше всем пойти спать. Уже поздно...

Прохазка растирал левую сторону груди. В глазах его была тоска.

5

Невзирая на протесты мужа и общественности, сестры решили ночевать в одном номере с детьми.

- Она опять втравит тебя в историю! - шипел Гоша.

- Я как-нибудь разберусь сама, - отмахнулась Катя. - Иди спать.

- Игорь, я бы на твоем месте... - начал было Виктор Семенович, но Катя обрубила:

- Прошу вас, оставьте меня в покое. Хотите, можете ночевать под нашей дверью.

И только в номере, сдирая с себя одежду, Катя принялась костерить сестру:

- Ты когда-нибудь доведешь меня до инфаркта! Представляешь, что со мной стало, когда этот мерин прижался ко мне... сама понимаешь чем.

Даша возразила:

- Мерину как раз прижиматься нечем.

Катя обернулась и выразительно посмотрела на сестру:

- Молчи лучше. Ты, конечно, не успела найти то, что искала?

Вместо ответа Даша извлекла из-за пояса заветную тетрадь и помахала ею:

- Да? А это что?

Кузина села на кровать:

- Неужели нашла?

- А то!

Усмехнувшись, Катя покачала головой:

- Дашка, в тебе пропадает талант авантюристки. Ладно, давай показывай.

Предварительно проверив; закрыта ли дверь, Даша уселась поближе к сестре и раскрыла тетрадь на первой попавшейся странице:

- "...рука скользила все ниже и ее бедра становились горячими и влажными. Наконец он достиг..." Боже, какая гадость! - Даша выронила тетрадь, вскочила и затрясла кистями, словно опасаясь, что к ним прилипнут горячие и влажные бедра.

Катя посмотрела на кузину снизу вверх.

- Там так написано? - В голосе ее слышалось сомнение.

- Нет, это я сама только что сочинила! На почве отсутствия личной жизни, - рассердилась Даша. - Не веришь, сходи к Римеру, пусть он тебе переведет. Он такой жанр обожает.

Сестры приуныли. Катя перелистывала тетрадь, и лицо ее постепенно принимало озадаченное выражение.

- Послушай, но ведь это не очень похоже на дневник. Текст без дат. Монолитный. Да к тому же диалоги... Это больше похоже на рукопись какой-то повести.

- Ну и что? Я все равно ЭТО вслух читать не буду.

- Никогда не думала, что у меня такая целомудренная сестра, улыбнулась Катя. - Твоя мама тобой бы гордилась.

Даша задумчиво смотрела на тетрадь.

- Но вообще-то и правда странно... В дневниках ведь речь идет всегда от первого лица?

- В большинстве случаев да. Я никогда не видела дневников от третьего лица, хотя допустить такое возможно.

- Ладно. Я начну читать, но если это окажется очередным сценарием к "Эммануель"...

Даша взяла злополучную тетрадь, вздохнула и открыла первую страницу.

Глава 43

"Элиза росла болезненным ребенком. Казалось, в мире нет ни одной болячки, которую девочка не могла подцепить. Ее мать, совсем еще молодая женщина, очень привлекательная, работала в единственной на три деревни школе преподавателем музыки. Мать настолько отчаялась вылечить Элизу, что даже перестала брать больничные. Просто оставляла девочку дома, а сама шла учить других детей. Отец работал в продуктовом магазине на соседней улице и время от времени забегал проверить, не поднялась ли температура выше обычного, разогреть молока или дать лекарства.

А маленькая Элиза лежала в своей кроватке одна и часами смотрела в окно, из которого был виден лишь пруд и небольшой кусок леса. Больше она ничего не видела. За окном менялось только время года: зимой дети катались на коньках и по всей округе разносились их радостные крики. Верхушки сосен покрывал белый-белый снег. На нем сидели вороны, похожие на странные черные груши. Потом наступала весна, и крики детей становились звонче. Запах талого снега и звенящее эхо пробуждали у маленькой Элизы надежду на выздоровление, на новую жизнь, но чуда не происходило, и она опять сваливалась с воспалением легких. А ее сверстники уже начинали сколачивать небольшие плотики, чтобы попытаться переплыть пруд. Плот, конечно, будет раскачиваться и уходить под темную ледяную воду то одной хлипкой стороной, то другой, и в конце концов ребята вымокнут до нитки, но их это совсем не огорчит - напротив, перекрикивая друг друга, они станут обсуждать, как бы поскорее высохнуть, чтобы родители ничего не заметили. А она с грустной завистью будет смотреть на их веселье из душного тепла своей спальни.

Летом становилось особенно невыносимо. Дети убегали в лес, катались на лошадях и их почти не было видно. Они ходили в походы и спали возле костра прямо на земле. А она... Она по-прежнему сидела у окна и смотрела, как ветер раскачивает верхушки сосен.

* * *

Все изменилось с приездом бабушки. До этого бабушка жила на дальнем хуторе совсем одна и наотрез отказывалась перебираться, как она говорила, "в город". Городом она называла их небольшую деревню, в которой, конечно, были и двух-, и трехэтажные дома, и даже магазин, но все равно она оставалась деревней.