Сон в зимнюю ночь

– Витя, я знаю проблему… Ты не верить в себя, а я не умею тебя себе. Соэра много говорила. Мы не верим нам, понимаешь?

– Примерно, но я готов достичь совершенства, – я пожертвовал бы чем угодно, лишь бы Джулис, любимая, радовалась. Мы хоть и сердились друг на друга, ссорились, но никогда не расстались бы.

– Я приготовила сюрприз. Она сказала…

– А-а, Соэра, – я представлял, какой это сюрприз.

– Думай, как я, и всё стать будет.

Вода мягко перекатывалась через валуны и приятно полоскала босые ноги. Постукивая пятками по воде, девушка помогала мне доедать ужин.

– Ты потолстела.

– Где? – она принялась судорожно осматривать себя в талии.

– Да нет, наверное… Мне показалось.

– Наверно да? Или наверно нет?

Одинокая яхта сверкнула фиолетовыми, точно глаза Соэры, парусами в последних отсветах зари. Медный диск солнца наполовину терялся за вершинами гор вдалеке. Большие дутые облака отразили его прощальные лучи на гавань, гребешки океанских волн зардели, точно рубины.

Ночью где-то в океане бушевал шторм, и здесь, на побережье, становилось прохладно, поднимался ветер. Мой сон улетучился. Ныли облезшие плечи – за день вобрали столько солнечного тепла, что невозможно растратить. Нет, Москву я не вспоминал, но бессонная тоска по Омску возвращалась. Теперь приход унылого чувства сопровождался мыслями о том, что родные не в деревне всего за несколько десятков километров, а на другом континенте за тысячи…

Ковролин, постеленный в коридоре, поглощал звуки шагов. И всё же… Мой уход на прогулку под звёздами не остался незамеченным Джулис – открытая дверь впустила ветер, обезумевший и ледяной, занавески вздулись, точно паруса. Гулко разбросав предметы по столу, ветер разбудил мою любимую.

– Куда, Витя?

– Я не могу, не по силам мне!.. Возвращаюсь!

Наши отношения были очень важны для меня, выше всего драгоценного, но «второе я» заставляло меняться. И сейчас во мне будто жил другой человек. Или я просыпался – настоящий?

– Зачем взял вещи? – в удивлённых немигающих глазах Джулис появились страх и укор.

Порывистые сильные вихри, разбрасывая солёные капли, яростно раскачивали фонарь, и тень хаотично металась по саду как вспугнутая летучая мышь. Свет огромной тропической луны превращал капли дождя на листьях пальм и папоротников в россыпи драгоценных алмазов.

Мне удалось лишь дотянуться до тропы. Дотянуться – в прямом смысле… Буйный ветер заревел в ушах и понёс, словно Бог, обиженный, что я отверг его подарок, намеревался подхватить меня и зашвырнуть в Сибирь без виз и самолётов. Маленькая сумка с вещами угодила под навес из деревьев. Сконфуженный я попытался подняться. Лунатик… Трус… Дурак!

Девушка нависла надо мной. Ни раскаты грома, ни мокрые вихри не пугали её. Два огромных горящих камня вместо глаз хищно уставились на меня. В лицо летели холодные капли, их размазывали мокрые волосы Джулис. Руки её, казалось, превратились в тяжёлое железное ярмо, и столкнуть их с шеи не выходило.

– Задушишь… Джу-лис!..

– Что делаешь? Куда бежишь? А я? А я?!!!

В моей голове эхом раскатистого грома и свистом штормового ветра раздавался неестественно далёкий голос девушки: «Ты – мой, ты – мой!»

– Ой, прости, Ви-тя, – вдруг испугалась Джулис, опомнилась, отдёрнув руки, словно последней искрой моей жизни обожгла их. – Скорей в дом. Твоя вещь! Там… Подниму.

Белые стены здания яхт-клуба крепкие, надёжные как скала, но стёкла окон пронимало мелкой дрожью.

Сонный Лейджелил, включив свет, спустился вниз, удивлённо оглядел нас, мокрых и встревоженных:

– Were you, guys, fighting?

Джулис, мельком рассмотрев помятое лицо индейца, закрыла глаза. Прижавшись к моему плечу, напуганная кошка, увидевшая злую собаку, она молчала.

Закрытое на шпингалет окно вибрировало, но ветрам не поддавалось. На одном матрасе не так много места для двоих. Зато тепло. И пахнет так, по-настоящему, как пахнет родина… не Родина, что посылает на войну и не даёт обещанных пособий, а… место, где душа рождается… и находит покой. Сонные мысли… Недовольство и раздражение не то, чтоб унесло, а так – всё внутри будто размагнитилось. И в итоге, экстремально пообщавшись, мы заснули, прижимаясь, точно изнурённые прогулкой по новому дому щенята, тёплыми боками друг к дружке.

Свет восходящего солнца, чистый, промытый ливнем, отражался от луж, разбросанных по саду и пляжу. Зелёная сочная листва и травы изумрудно сверкали. Флаг уныло свисал с флагштока – безветрие. В глаза бросались сбитые лиловатые шапки невиданных цветов. Отломанные ветви охапкой выносил садовник – низкорослый худощавый гаваец.

Томас держал радиоприёмник на весу и, слушая сводку новостей, покачивал головой. Известия время от времени прервались музыкой. Он поздоровался со мной, хотел что-то предложить: объяснял на пальцах, чертил на песке прутиком… Некоторые слова я понимал.

Перспектива отдыха на судне, отплывавшем для добычи креветок, меня совершенно не увлекала. Шутил индеец неудачно.

– I guess you wonna visit the market on the water?

По интонации я понял, что задан вопрос. Неверно истолковав моё молчание, Томас одобрительно протянул, кивнув головой:

– Олрайт!