Сон ведьмы

Альтаграция схватила его за руку, прежде чем он опустился на детскую кроватку, — дай мне денег. Я сама куплю еду. Ребёнок хочет есть, — она вывернула его карман, — где деньги? — повторяла она в смятении, непонимающе разглядывая его, — ты не получил сегодня заработок? Не мог же ты пропить все деньги, полученные за шесть дней, — непристойно ругаясь, она вцепилась ему в волосы и заколотила сжатыми кулаками по его спине и груди.

Он почувствовал себя пьяным, но не от рома, а от бешенства и безнадёжности. Проблеск ужаса мелькнул в её глазах, когда он поднял свой мачете. Её крик наполнил воздух, затем наступила тишина. Он взглянул на её распростёртую фигуру, на её спутанную копну волос, намокшую от крови.

Кто-то дёргал его за штаны. Маленький сын вцепился в его ногу с такой силой, что ему подумалось страшное. Он никогда не сможет освободиться от его объятий. Одержимый необъяснимым страхом, он попробовал освободить его хватку, но ничего не вышло. Глаза ребёнка, направленные на мать, были темны, а глубоко в них бушевало всё то же обвинение. Под неумолимым взором ребёнка у него застучало в висках. В слепом неистовстве он поднял мачете ещё раз.

Никогда в жизни он не чувствовал такого мучительного одиночества.

Никогда прежде у него не было такого ясного ума. Словно совсем из другой жизни, более многозначительной — жизни с высокой целью — он вглядывался сейчас в кошмар, которым стало его существование. Он намочил несколько тряпок в стоявшей поблизости канистре с керосином и поджёг свою хижину.

Он бежал, сколько мог, затем остановился. Он неподвижно рассматривал опустошённые поля у подножия холма и далёкие горы. По утрам у этих гор цвет надежды. За ними море. Он никогда не видел моря. Он только слышал, что оно огромно.

Бенито Сантос подождал, пока горы, холмы и деревья не превратились в тени. Тени, словно воспоминания о детстве. Он чувствовал, что снова шагает со своей матерью по узким улочкам деревушки среди толпы верующих за какой-то процессией в сумерках, со свечами, мигающими в темноте, — святая Мария, матерь божья, молись за наших грешников сейчас и в час их смерти.

Аминь, — его голос, подхваченный ветром, тысячью маленьких звуков окутал холмы. Он съёжился от страха и вновь понёсся в диком беге. Он бежал до тех пор, пока не прервалось дыхание. Он чувствовал себя втоптанным в мягкую землю. Почва поглощала его, успокаивала своей чернотой. И Бенито Сантос знал, что это последний день его бесполезной жизни. Он наконец умрёт.

Он открыл глаза на звук женского плача. Это был ночной бриз, посвистывающий вокруг него. Как он хотел остаться навсегда в этой тьме! Но он знал, что теперь ничто не достанется ему легко. Он встал, поднял свой мачете и зашагал по дороге, которая вела к горам. Ясный свет струился с небес. Он струился вокруг него, он делал воздух тоньше и легче для дыхания.

Он шёл в никуда. Ни на что не глядя. У него не было никаких эмоций.

Было только смутное ощущение, смутная надежда на то, что он может увидеть море.

18

— Пришло время уезжать, — сказала мне Канделярия, — ты не должна работать по воскресеньям, — она спустила в туалет мои записанные ленты.

В это время на кухню вошла донья Мерседес. Она нахмурилась, заметив, что я ещё в своём халате, — почему ты не готова? — спросила она меня.

— Я знаю, почему, — вмешалась Канделярия. Её голос был любопытно мягким, а в глазах сверкали шаловливые блёстки, — она не хочет больше забирать кокосы у Бенито Сантоса. Она боится его.

Прежде чем я успела опровергнуть её обвинение, она вышла из комнаты.

— Это правда, Музия? — спросила донья Мерседес, наливая себе в чашку кофе, — я не замечала раньше, что ты имеешь к нему какую-то неприязнь.

Я заверила её, что не имею. Однако я ничего не могла поделать с ощущением, что Бенито Сантос поступил со своей женой и ребёнком ужасно мерзко.

— Не смотри на его историю с позиции морали и справедливости, — перебила она меня, — это история о яростном, отчаявшемся человеке.

Я запротестовала, так как была глубоко против того, чтобы рассматривать его только самого по себе. Я почти истерично заговорила об отчаянии и безнадёжности женщины и ребёнка.

— Брось это, Музия, — она ткнула меня своим пальцем в грудь около ключицы. Мне показалось, что она толкнула меня железным наконечником, — не давай своему ложному чувству распоряжаться собой. Не будь Музией, которая приехала из дальних стран искать здесь недостатки; пусть другие обижаются на Бенито Сантоса и на промах, который я пытаюсь показать тебе. Я хочу подставить тебя в тень тех людей, которых я выбрала для того, чтобы они рассказали тебе свои истории.

История последнего дня бесполезной жизни Бенито Сантоса подводит итог всему его существованию. Я попросила его рассказать тебе все детали, какие он вспомнит. Я также заставила тебя увидеть его кокосовую рощу у моря, чтобы ты могла проверить, как повернулось колесо случая.

Мне было трудно объяснить донье Мерседес мои чувства, не используя моральных категорий. Я не только не хотела, но и не могла помочь в этом себе. Она одарила меня всё понимающей улыбкой.